Она провела рукой по моей груди. Наши губы больше не размыкались. Она начала раздевать меня, и я не сопротивлялась.
— Мы всегда были близки, — прошептала Мэри мне на ухо, — с самого начала.
Больше она не произнесла ни слова, даже тогда, когда я, дрожа, лежала в ее объятиях.
Нет, Виолетта так меня никогда не ласкала. В тот миг я испытала настоящее блаженство.
Мы стали встречаться еженедельно. По мере того как летело время, я все меньше вспоминала Хамзу, который так и не появился. Я наслаждалась новыми чувствами, которые испытывала к своей первой настоящей подруге. Мэри нанимала экипаж, и мы совершали поездки по сельской местности, где уже царила осень. Вскоре мы обнаружили покинутую морскую хамам и стали устраивать там пикники. Кучер приезжал за нами в назначенное время или спал в экипаже у дороги, поджидая нас. Я расставляла на столе по кругу медные кастрюльки. Мы покрывали сырые доски пола теплыми стегаными одеялами и садились на них. Наши обнаженные ноги соприкасались — ее молочно-белые, мои цвета китайского фарфора. Мэри всегда брала с собой уголь и разводила огонь в маленькой жаровне. Драгоценности, подаренные мной, поблескивали в свете огня, когда она готовила чай. Я вынимала из укромного уголка два дешевых, купленных на базаре стакана.
Устроившись на матрасе под пледом, мы угощали друг дружку запеченным в тесте сыром и петрушкой, рисом и смородиной в виноградных листьях, душистым хлебом, сохранявшим теплоту в медных кастрюльках. После еды мы курили и бросали камешки в яркую водную гладь. В другое время года в этих стенах будет раздаваться пронзительный детский крик и звучать строгие материнские голоса, вновь и вновь что-то запрещающие чадам. Женщины осторожно входят в воду, доходящую до колен. Купальные костюмы сидят на них как модные французские наряды. Чувствительные натуры быстро зябнут и спешат насухо вытереться мягкими полотенцами.
Однако их время еще не пришло. Пока солнце и море принадлежат нам. Мы лежим тихо, словно расколотые мидии. Светлые волосы Мэри пострижены коротко, как у мальчика.
Глава тридцать первая
ДЕВОЧКА-ЖЕНА
К удивлению Сибил, ей без труда удается добиться встречи с Зухрой. Женские собрания полнятся новостями о том, что она гостит у своей сестры Лейлы. Дамы собираются навестить их, чтобы выразить соболезнование сестрам, чей отец лежит на смертном одре. Им также не терпится повидаться с временно покинувшей высший свет Зухрой. В день приема Сибил присоединяется к группе сострадающих и изнывающих от любопытства женщин. Сибил слышит тихий разговор двух матрон о том, что Зухра родила троих детей, из которых лишь один выжил. Мальчик. Ему сейчас два года.
— На все воля Аллаха, — говорит одна из дам, с любопытством глядя на Зухру. — Бедняжка. По крайней мере у нее есть сын.
Зухра — полная женщина, одетая в изящно расшитый халат с поясом. Лицо чуть прикрыто легким газовым платком, который свисает до самой груди. Сибил видит ее покрасневшие от слез глаза. Лейла встречает, приветствует гостей и велит слугам подавать чай, пирожные и пряности. Угощение доставляется на больших серебряных подносах. В углу комнаты возле небольшой плиты стоит повар, готовый в любой момент приготовить кофе всем желающим.
Сибил замечает среди присутствующих дочь Асмы-султан, Перихан. Она сидит рядом с Зухрой и время от времени разглаживает складки на ее халате. Дочь посла вспоминает, что Зухра была помолвлена с человеком, за которого собиралась выйти замуж Перихан. Теперь, после его смерти, их, возможно, объединила общая скорбь.
Пожилая женщина, сидящая на краю дивана у окна, совершает ритмичные движения головой из стороны в сторону, произнося нараспев молитву, прерываемую громкими вздохами и обращениями к Аллаху.
— Это бабушка Зухры.
— Да хранит ее Аллах. Она молится за сына.
Дамы вдруг приходят в волнение, слышится громкий шепот и шелест шелковых одежд. Они смотрят на высокого евнуха, того самого, который проводил Сибил в дом Асмы-султан. Все умолкают. Асма-султан входит в зал вслед за евнухом. Жена великого визиря выглядит усталой и постаревшей с тех пор, как Сибил в последний раз видела ее на торжестве, посвященном обрезанию. А прошло-то всего две недели. На ней европейское платье с узкой талией. Она быстрым шагом проходит мимо женщин, удобно устроившихся на диване.
Лейла спешит навстречу, приветливо простирая руки. Подав знак Зухре и Перихан следовать за ней, она ведет Асму-султан в соседнюю комнату. Проходя мимо Сибил, жена великого визиря останавливается и, любезно улыбнувшись, жестом приглашает девушку идти за ней. Женщины начинают оживленно перешептываться. Евнух ждет на пороге, сложив руки на груди, и закрывает дверь, как только дамы проходят в комнату.
Сибил видит гостиную с длинным низким диваном. В центре на полу — яркий ковер и несколько маленьких инкрустированных слоновой костью и перламутром столиков. Окна за диваном открыты, видна сверкающая гладь Босфора. Из сада доносится печальное воркование голубя.
Асму-султан усаживают на почетное место в центральной части дивана. Перихан устраивается рядом с ней. С любопытством разглядывая дочь посла, Лейла предлагает ей сесть слева от жены визиря.
Затем следуют обычные формальности. Представления, вопросы о здоровье. Служанки приносят легкие закуски и сразу же удаляются. Зухра тяжело опускается на диван. Она принимает пищу и говорит строго в соответствии с ритуалом.
Наконец Асма-султан спрашивает:
— Что с ней происходит? — И тотчас обращается к самой Зухре: — Возьми себя в руки, милая, и расскажи, какие испытания выпали на твою долю за те восемь лет, что мы не видели тебя.
Лейла, сидящая рядом с сестрой, поправляет подушки за спиной и осторожно откидывает чадру с ее лица. Затем обращается к ней тихим, успокаивающим голосом, будто разговаривает с маленьким ребенком:
— Моя розочка, помни, я ходатайствовала о том, чтобы тебе разрешили вернуться в Стамбул. Все будет хорошо.
Зухра перестает плакать и выпрямляется. Сжимает руку сестры. Глаза покраснели от слез, однако лицо круглое и белое, как полная луна. У нее правильные черты лица и маленький рот с алыми губами. На лбу украшение из золотых монет.
Асма-султан продолжает говорить теплым сердечным голосом:
— Ну вот, так-то лучше. Теперь давай поговорим. Что тебя так гнетет, дорогая? Понимаю. Ты жалеешь своего бедного отца, да минует его напасть. — Сибил знает, что эти слова всего лишь формальное утешение. Старик уже при смерти.
Лейла берет сестру за руку, гладит ее щеки и шепчет:
— Моя дорогая розочка. Наконец-то ты вернулась домой. Мы так скучали по тебе.
Зухра глубоко вздыхает, как будто в комнате душно, и обращается ко всем присутствующим:
— Что поделаешь? На все воля Аллаха.
Зухра впервые обращает внимание на Сибил.
— Кто это? — спрашивает она.
