– Сходи к Марии и возьми у неё хины, – посоветовал Цезаре.
– Уже, – коротко ответил Пауло.
– Что уже? – практически не реагируя, спросил Цезаре.
– Уже принял, – ответил Пауло.
– И что? – допрашивал Цезаре.
– Ничего, – безынициативно ответил Пауло.
– Ну, тогда я не знаю, мой милый, – повышая голос, Цезаре недовольно оторвался от шкатулки с сувенирами и, наконец, отреагировал, – надо ехать за доктором Бускони.
– Он приедет и произнесёт свою коронную фразу: «Все неприятности и болезни от плохого запаха в животе. Помните это!», – процитировал Пауло, стараясь подражать манере и интонациям доктора Бускони.
Цезаре улыбнулся на реплику Пауло.
– А ты шутишь, значит, состояние не угрожающе, – сделал поспешный вывод Цезаре. Ему не хотелось отвлекаться от занятия. А Пауло, как назло, надоедал.
– Не в этом дело, синьор. В критических ситуациях я ко всему отношусь с юмором, привычка. На этот раз, я полагаю, она меня подвела, – констатировал Пауло с печалью в голосе.
Цезаре сделал серьёзный вид и сказал, подтрунивая над Пауло:
– Если ты такой грамотный, всё сам знаешь, врача вызывать не будем.
– Да, Вам хорошо рассуждать. У Вас никогда живот не болит, – произнёс Пауло голосом обиженного ребёнка и ушёл к себе, держась за живот.
Цезаре тотчас отложил своё занятие, оделся и, не откладывая в дальний ящик, поехал за доктором.
Подводя итог
– Синьор, все Ваши дети разлетелись из гнезда, – сетовал Пауло, усаживаясь у постели больного.
– Ничего не поделаешь, Пауло. Такова жизнь. У детей свои устремления. Далеко не всегда их желания совпадают с нашими. Они идут своей дорогой, – высказывал Цезаре своё мнение по этому поводу.
Лючия по окончании Сорбонского университета так и не вернулась в родной кров. Встретила свою судьбу, так там и осталась.
Элигио, наш первенец, живёт в Милане. Он – импресарио. У него очень интересная работа, насыщенная жизнь. Постоянно в разъездах, как я в прежние годы.
Фиорелла – наша младшая дочь, которая унаследовала имя моей умершей сестры и названа в её честь, до недавнего времени жила с нами. Ты же знаешь. Её супруг получил новое назначение и они, забрав детей, уехали. Миссия у зятя закончится, и они вернутся в родную обитель. А пока Мария тоскует по внукам, – рассказывал Цезаре.
Да, дети…,как они тяжело достаются.
– Если бы Ваш самый младший сынок не скончался во время родов, тоже кем-то бы стал. У Вас все дети удались, – вдруг вспомнил Пауло.
– Мда… жизнь непростая штука. Её распланировать нельзя. Она выполняет намеченное небесной канцелярией, – грустно шутил Цезаре, – и мы не в силах и не вправе что-либо изменить. Помню, как Мария убивалась, а чем я мог ей помочь? Сострадать, не более. Горе есть горе, – окунулся Цезаре в воспоминания, окрашенные печалью и безысходностью.
Пауло и не думал, что одно его слово так подействует на Цезаре. Но к старости люди становятся сентиментальными и всё больше грустят. Вот и Цезаре в последнее время не улыбался, а всё больше тосковал.
– Связь времён… – произнёс Цезаре фразу, никак не связанную с предыдущей темой разговора.
– Это Вы о чём, синьор? – спросил Пауло.
– О том, – странно ответил Цезаре. Он находился, где-то далеко от действительности.
А? – спросил он. Ты что-то сказал? – посмотрел он на Пауло, рассеянным взглядом. И тут же сам ответил:
– О чём это я? Ах, да. Мои внуки названы в честь матушки и батюшки: Рауль и Алессандра. А младшая внучка Белладонна.
– Грандиозно!!! – произнёс Пауло, исполненный самых высоких чувств. – Значит, жизнь продолжается, Цезаре.
– Да, Пауло. Именно так. Раньше моя жизнь продолжалась в моих книгах, потом в детях, а ныне продолжается во внуках, – заключил он воодушевлённо.
А ты молодец, дожил до таких лет, а всё выражаешься в превосходных степенях. Тебя не изменить. И слава Богу, – заметил Цезаре.
– Что Вы, синьор, – смутился Пауло. – У Вас прекрасные дети, Цезаре. Замечательные внуки. Ну, о книгах и говорить не приходиться. Вы прожили долгую красивую жизнь. Вы, синьор, всемирно известный биограф, писатель. Есть чему радоваться, чем гордиться, – вдохновенно произнёс Пауло, вторя Цезаре. Вы не зря прожили свою жизнь. Вон, какое наследие оставили миру, – констатировал Пауло.
– Синьор, давно хочу спросить Вас и забываю. А как поживает Ваш протеже, Антонио? В детстве его вся детвора называла Пинокио.
– А…. вот ты о чём вспомнил, – оживился Цезаре. – Пинокио, – певец наш. Самородок! Он был такой остроносенький, шаловливый, задиристый мальчишка. Так мы его называли, подразнивая, когда он был мал. Да, да. Не забыл его. Молодец!
Превосходно поживает, скажу я тебе. Во время я его определил куда нужно. Вот и результат. Да… он сейчас знаменит. Его имя не сходит с афиш. Его знают во всём мире. Мой сын его импресарио. Антонию сейчас большой, признанный мастер. Я очень за него рад. Теперь вся его семья живёт в достатке и не нуждается в моей помощи. Антонио помнит своё детство и помогает всем, – с воодушевлением рассказывал Цезаре
– Стало быть, пошёл по Вашим стопам. Это хорошо. Значит, не зря Вы сделали для него так много. Умный мальчик, – резюмировал Пауло. – Добро нельзя забывать, – вдумчиво произнёс он.
– Пауло, давно собираюсь спросить тебя.
– Слушаю Вас, синьор.
– Почему ты обращаешься ко мне на «вы»? Мы с тобой всю жизнь вместе, достигли преклонного возраста, между нами практически стёрты границы каких-либо условностей. Что же тебе мешает сгладить и эту грань между нами? – без предисловия изменив тему разговора, спросил Цезаре.
– Синьор, я отдаю дань своего глубокого уважения Вам, – ответил Пауло.
– Так ты мне говорил «вы» ещё в юности, – подметил Цезаре.
– А… тогда было совсем другое дело. Мой учитель – органист, перед тем, как определить меня на службу в вашу семью, провёл со мной продолжительную беседу, подробно растолковывая моё поведение. Тогда я и не мыслил обратиться к Вам на «ты», как к равному. Так и повелось.
По прошествии лет я влюбился в Ваше творчество и стал относится к Вам, с почтением. А сейчас и подавно, я не стану говорить Вам «ты». У меня просто-напросто язык не повернётся. Вы только не подумайте, что это отдаляет нас друг от друга. Отнюдь, – убедительно разъяснил Пауло.
– Ну, ты, дорогой мой, целую теорему вывел. Ладно, поступай, как знаешь. Тебе виднее. Это не принципиально в наших отношениях. Я так спросил, – закруглил разговор Цезаре.
– Ой, я в разговорах совсем забыл, – вдруг спохватился Пауло. -
Сию минуту, синьор. Пауло поднялся и вышел. Вскоре он вернулся.
