И эти, едва теплящиеся, чувства Элинор и Эдварда (а вовсе не пылкие и безрассудные отношения Марианны и Уиллоби) выдавались в романе за истинную любовь. По мере развития сюжета концепция Элинор побеждает, а представления Марианны рушатся. Отлично усвоив урок Остин о взрослении, я, конечно же, понимал, что Марианна придает слишком большое значение своим чувствам, чересчур романтична. К примеру, прощаясь со своим домом в Норленде, она умудрилась произнести семь восклицательных предложений: «Милый, милый Норленд!.. Когда перестану я тосковать по тебе!.. О счастливая обитель!..» и так далее. Марианна очень часто выглядит наивной и чрезмерно взволнованной, но это только подчеркивает предвзятость Остин и ее желание убедить нас (а порой, кажется, и саму себя) в превосходстве суждений Элинор над воззрениями младшей сестры. Остин хотела, чтобы мы отдали предпочтение рассудку, а не чувствам, но перед нами стоял другой выбор: любовь по Элинор или любовь по Марианне. На весах два вида чувств, два представления о том, что же такое любовь.
Думая о любви, мы сразу вспоминаем романтическую историю Ромео и Джульетты. Именно так люди представляли себе настоящую любовь и во времена Шекспира, и в эпоху Остин, и, наверное, будут представлять всегда. Мы, как Марианна, верим в любовь с первого взгляда. В тот судьбоносный день она едва успела рассмотреть своего спасителя, однако увидела достаточно, чтобы прийти к выводу: «Внешность его и манеры были в точности такими, какими она в воображении наделяла героев любимейших своих романов»; она жаждала узнать о нем все. Вторая встреча на следующий день лишь укрепила ее внезапные чувства. Марианну, как Майкла Корлеоне в романе «Крестный отец», «хватило громом»[36].
Мы, вместе с Марианной, верим в то, что настоящая любовь случается лишь однажды. Девушка была категорически против «вторых привязанностей» – так называли их в те дни, – а, стало быть, против вторых браков. Короткая продолжительность жизни во времена Остин сделала повторные браки обычным делом (в наши дни причиной повторных браков стали разводы). Сегодня мы, в отличие от Марианны и ее современников, вольны заводить столько романов, ведущих или не ведущих к браку, сколько захотим. Для нас отношения не такая серьезная штука, как для Марианны, и тем не менее мы склонны полагать, что в череде любовных приключений только один сердечный союз (как правило, последний) – настоящий, а остальные были ошибкой. Для мисс Дэшвуд имеет значение только первое чувство, для нас – последнее; но и она, и мы верим, что полюбить по-настоящему возможно лишь один раз.
Несмотря на то что наша жизнь сильно отличается от жизни Марианны, мы, как она, все еще верим в юношескую любовь. По крайней мере, судя по несметному количеству соответствующих книг, песен и фильмов, хотим в нее верить. Джульетте, когда она решила выйти замуж за Ромео, было тринадцать лет; не потому, что во времена Шекспира так рано вступали в брак, а потому, что для большинства людей истинная любовь неразделима с пылкостью, свежестью и целомудрием молодости. Любовь для нас – весна и начало всех начал. Самой юной героине Остин, Марианне, было шестнадцать. По ее мнению, «женщина в двадцать семь лет… уже должна оставить всякую надежду вновь испытать самой или внушить кому-нибудь нежные чувства» (именно так все думали об Энн Эллиот в «Доводах рассудка»), а мужчина в тридцать пять, «даже если некогда обладал достаточной пылкостью, чтобы влюбиться, несомненно давным-давно ее утратил». Теперь мы не согласны с арифметикой Марианны, но не оттого, что изменили свои суждения о любви; просто мы остаемся молодыми душой и телом намного дольше, нежели люди времен Остин.
Мы верим в родственные души, в то, что где-то в этом огромном мире нас ждет единственная настоящая любовь и звезды приведут нас к ней. На идиш это называется bashert, или «судьба». Одним из самых любимых древнегреческих мифов о любви у нас остается рассказ Платона о том, что изначально люди представляли собой существа с четырьмя руками и четырьмя ногами, которые были столь могущественны и совершенны, что боги решили разделить их пополам. И теперь мы скитаемся по свету в поисках своей второй половины, чтобы любовь воссоединила наши тела. «Ты дополняешь меня», – говорим мы друг другу, пытаясь выразить подобные чувства.
Итак, подлинная любовь, – казалось нам с Марианной, – это совершенное совпадение вкусов, идиллия без конфликтов. Схожие мнения высказываются и на сайтах знакомств с их единообразным изложением информации о себе и соответствующими названиями типа PerfectMatch.com или eHarmony.com[37]. Настоящий возлюбленный, – думается нам, – наше второе «я». Но тогда получается, что потеря любимого равносильна смерти? Ромео, увидев Джульетту бездыханной, наложил на себя руки; Джульетта, обнаружив мертвого Ромео, кончила жизнь самоубийством.
Марианну чуть не постигла та же участь. После нескольких недель блаженства ее грандиозный роман рухнул, чуть не погубив ее саму. Уиллоби уже готов был сделать предложение, но вдруг исчез, не оставив и следа.
Марианну охватывает лихорадочное смятение: что это значит? Она едет за ним в Лондон, шлет записку за запиской, отказывается что-либо объяснять сестре, и, наконец, отыскивает его на балу, где он публично и весьма грубо рвет с ней отношения; причины такого поведения мы узнаем гораздо позже. Марианна теряет всяческий интерес к жизни, она погружается в депрессию и пренебрежительно относится к своему здоровью. Если на свете существует только одна настоящая любовь и она безвозвратно утеряна, ради чего тогда жить?
Мы полагаем, что любовь случается с нами, что эта сила неожиданно обрушивается на нас и играет нами, как захочет. Она действует, не учитывая наши замыслы, не волнуясь о нашем благополучии, она подчиняет себе нашу волю. Купидон с безоблачного голубого неба пускает стрелу в наше сердце, и мы начинаем сходить с ума от страсти. В «Божественной комедии» Данте первыми в аду нас встречают Паоло и Франческа – грешники, которые вызывают больше всего сочувствия; любовь терзает их, и они, словно частицы в силовом поле, не могут сопротивляться ей. Греческие мифы рассказывают о том, как любовь в буквальном смысле разрывала людей на части. Любовь не просто бог, а величайший из богов, перед которым остальные бессильны. Она как огонь, поглощающий все на своем пути.
Стало быть, любовь для нас, и для Марианны тоже, – необузданное и свободное чувство, не знающее ни границ, ни правил. Мы прогуливаем лекции, занимаемся сексом где попало, берем на себя отчаянные риски, меняемся настолько, что наши друзья не узнают нас. Когда Марианна и Уиллоби стали встречаться, они начисто пренебрегали приличиями (именно это больше всего пугало Элинор): бесстыдно выставляли всем напоказ свою близость, плевали на обязательства перед соседями (вдобавок смеялись над ними за их спинами) и совершили весьма предосудительный поступок, уехав на прогулку по окрестностям вдвоем. Для Марианны (как для Ромео и Джульетты из враждующих кланов или для Паоло и Франчески, совершивших прелюбодеяние) истинная любовь обязана преодолевать общепринятые ограничения и нормы. Любовь по своей природе преступна, опасна и мятежна.
