Как только стражник умолк, Волович спокойно, даже чуть торжественно распорядился:
– Собирай наших людей, пан Янек, чтобы через полчаса все домочадцы здесь стояли, – и плотно прикрыл дверь.
Вновь глянув на Еленку, он увидел слезы в ее огромных колдовских очах, но алые, чувственные губы раскрасавицы смущенно улыбались и еле слышно шептали:
– Дядя Гжегож, дядя Гжегож.
Станислав сел на самый краешек постели, однако осмелился при этом положить ладонь на голое колено ставшей для него родною женщины. Елена вздрогнула, но не отстранила княжеской руки. Приободренный такой покорностью, канцлер виновато улыбнулся и сказал:
– Думаю, нам надо объясниться. За свой поступок я действительно заслуживаю смерти, только что это изменит? Никогда еще погибель совратителя не возвращала имя доброе совращенной. Что ждет тебя теперь впереди – монастырь? В лучшем случае – убогое существование в родительском доме, вдали от радостей столичной жизни, которых ты, как ни одна другая женщина, достойна. Даже если и найдется подходящий жених, прельщенный редкой красотой твоей, то вряд ли этот брак счастливым будет. Я много пожил, много видел и знаю, что говорю.
Дочь полковника в ответ горько усмехнулась:
– К чему мне, сударь, ваши объяснения? Все кончено, – и, как бы успокаивая своего губителя, добавила: – Сильно не вини себя, князь. Жизнь моя недорого стоит, шибко уж она безрадостная. Ты – лишь повод оборвать ее. Отца вот только жаль да Гжегожа. Совсем без меня пропадут.
Снова услыхав имя Гжегож, Волович ревниво поинтересовался:
– Это кто, твой жених?
Зардевшись от смущения, Еленка пояснила:
– Нету у меня жениха, откуда ему взяться в нашейто глуши. Гжегож – это лучший друг отца. Он очень хороший, но тоже несчастный, от того и пьет вино каждый день, какой с него жених? К тому же староват для меня, – и еще больше покраснела, припомнив, что Шептицкий лет на пять, а то и все десять младше ставшего ее первым мужчиной Воловича.
Успокоенный отсутствием соперников, Станислав решительно заявил:
– Вина моя безмерна, однако все еще исправить можно. Неужто твоя обида столь велика, что ты ради нее самоубийства грех принять да допустить резню кровавую готова? Поверь, любимая, всю оставшуюся жизнь я посвящу тому, чтоб заслужить прощения.
Князь попытался обнять принцессу рыцарского братства, но та толкнула его в грудь своими длиннопалыми ладонями, с ужасом в голосе спросив:
– Чего еще вам нужно? Опять хотите меня мучить?
Тогда всесильный канцлер решился на последний шаг, преодолев сопротивление Елены, он поцеловал ее горячие губы и торжественно изрек:
– Милая, будь моей женой, иначе я жить далее не в силах.
Дочь грозного полковника молчала, в глазах ее была смертельная тоска, навеянная мыслями о предстоящей встрече с отцом. Расценив молчание, как согласие, Станислав принялся ласкать сначала груди, затем живот своей избранницы. Еленка застонала и сама раскинулась перед Воловичем, тихо прошептав:
– Смотри, не пожалей, – но ошалелый от любви пятидесятилетний князь не расслышал этого.
13
Собравшаяся челядь еще битый час томилась ожиданием, пока дверь спальни наконец-то распахнулась, и на пороге появился их хозяин. Привыкшие к печальноозабоченному виду господина, канцлеровы домочадцы были очень удивлены счастливым блеском глаз Станислава. Он словно помолодел на добрых двадцать лет, даже движения его грузного тела обрели почти что юношескую порывистость.
Окинув слуг загадочным взглядом, Волович торжественно провозгласил:
– Поздравьте меня, панове, я женюсь.
Не вдаваясь в объяснения о звании и даже имени невесты, князь начал отдавать распоряжения.
– Пани Урсула, – обратился он к заплаканной вдове дворецкого, в своей радости совсем забыв о ее горе, – пришлите лучшую из швей, пусть снимет мерку с моей избранницы. А ты, Янек, – Станислав шаловливо подмигнул начальнику охраны, – отправляй гонцов ко всем соседям с приглашением на свадьбу.
Привыкший четко исполнять приказы, служака Янек неуверенно спросил:
– К полковнику схизмату тоже отправлять?
Поначалу малость растерявшись, Волович тут же совладал с собой и спокойно ответил:
– Не надо, он уже оповещен.
14
Первым, что увидела Елена, шагнув из полумрака храма в новую, залитую солнечным светом, замужнюю жизнь, было искаженное гневом лицо отца. Вздрогнув, она остановилась в полной растерянности, новоявленный муж невольно последовал ее примеру. Неизвестно, чем бы кончилось это противостояние супружеской пары да двух отважных воинов, если б дочь полковника осталась прежней деревенской девочкой. Однако произошедшие накануне события коснулись не только Еленкиного тела, но и души. Молодая женщина, распустив повязанный вокруг осиной талии белый шарф, бросила его на землю в знак примирения противников. Затем, указав унизанной драгоценными кольцами рукой на Воловича, властно заявила:
– Знакомься, отец, вот мой муж, князь Станислав, – и умоляюще взглянула на Шептицкого. Женским чутьем Еленка поняла, что из этих трех, столь близких ей мужчин, лишь чувственный Гжегож способен понять ее.
Хорунжий оправдал надежды дамы сердца. Неожиданно для всех он обратился к канцлеру, как к старому приятелю.
– Здравствуй, Станислав. Гляжу, тебя поздравить можно – первую красавицу Речи Посполитой в жены взял. А ты совсем не изменился, все такой же везучий.
Узнав хорунжего, Волович изумленно воскликнул:
– Гжегож Шептицкий, – но тут же радостно разулыбался и шагнул навстречу бывшему гусарскому ротмистру, который в прежние времена служил ему примером рыцарской доблести. – А говорили, будто бы ты умер. То ли на войне убили, то ли так пропал. Слух прошел, что с Казимиром Вишневецким у вас какая-то неладная история случилась, – сказал князь, протягивая руку для приветствия.
– Верно говорили, только я, как птица Феникс, из пепла возродился, – насмешливо ответил Гжегож. Не подавая Станиславу руки, он добавил: – Извини, что к вашему венчанию опоздали. Уж мы с полковником, отцом твоей невесты, так спешили, да, видно, не судьба. Я ж говорю – на редкость ты везучий.
Вмешательство Шептицкого остудило накал страстей. Озорчук, непосвященный в греховную тайну замужества дочери, наконец-то кинул саблю в ножны и с укором посмотрел на Елену. Человек весьма разумный, умом он понимал, что мстить Воловичу, пожалуй, не за что. Его умница-красавица нашла достойного мужа. Не какойнибудь, под стать им с Гжегожем, бедный рыцарь, а князь, да еще и канцлер всей Литвы. О такой успешной развязке затянувшегося Еленкиного девичества можно было только мечтать, но странное исчезновение дочери, да ее почти что тайное, без родительского благословения венчание вызвали горькую обиду в гордом сердце старого воина. Княгиня отпустила руку мужа, подошла к отцу, глядя на него своими огромными, полными слез глазами, она тихо прошептала:
