Она вздрогнула от неожиданности и оглянулась.
— С чего вдруг такие нежности? — поинтересовалась она.
— С того, что ты помогаешь моим мечтам сбыться.
Миссис Гомес вытерла руки о фартук и улыбнулась.
— Полагаю, мое печенье пробудить в вас подобные чувства не способно? — насмешливо осведомилась она.
Я запечатлел жаркий поцелуй у нее на щеке.
Она добродушно рассмеялась.
— Эй, приглашаю всех к столу! Кушать подано! — крикнула она.
* * *
В ночи ярко пылал костер, и рассказы и музыка Дасти казались еще более чувственными и вдохновенными, нежели раньше. «Надеюсь, что своим храпом не помешаю им отдохнуть», — подумал я. Сон, как я обнаружил, стал лучшим лекарством от головокружения и тошноты.
* * *
На следующее утро меня разбудил соблазнительный аромат яичницы с беконом. Я осторожно подтолкнул Беллу локтем.
— Просыпайся, Анни Оукли, легендарная женщина-стрелок, — сказал я. — Нас ждет работа.
Все уже собрались вокруг походной кухни, со смехом обсуждая тяготы предстоящего дня.
— Как спалось, Дон? — полюбопытствовала миссис Гомес, накладывая мне в тарелку овсяной каши.
Я уже собрался было ответить, но меня опередил Дасти.
— Как медведю в берлоге, — сообщил он.
Все расхохотались.
— Я бы сказала, что как целым трем медведям, — подхватила Лиза.
— То есть я немножко храпел, верно? — спросил я, думая про себя: «Учитывая, сколько таблеток я проглотил, удивительно, как я вообще проснулся».
— Вот, значит, как вы это называете? — ухмыльнулся Дасти. — Мне доводилось бывать на соревнованиях по распиловке бревен, так вот бензопилы и то не ревели так громко.
Все вновь рассмеялись, а Микала и Белла — громче всех. Все, за исключением Ала. Он устроился в одиночестве под одной из сосен.
Когда я счел, что достаточно наслушался дружеских насмешек, которыми меня беззлобно осыпали, то, извинившись перед Беллой и Микалой, встал и присоединился к своему одинокому другу.
— Грезите наяву? — поддразнил я его, опускаясь рядом и опираясь спиной о ствол сосны.
Подняв голову, он улыбнулся, но исключительно из вежливости.
— Что, лошадь отвязалась и бросила вас одного? — продолжал подтрунивать я.
Лицо его исказила болезненная гримаса, и я внутренне охнул, с ужасом сообразив, что ляпнул что-то не то.
— Извините меня, Ал. Я вовсе не хотел…
— Вы попали почти в самое яблочко, — пояснил он. — Меня бросила девушка.
Несколько мгновений я просто не знал, что сказать. У парня из-за недавнего разрыва сердце кровью обливается, а я лезу к нему со своими дурацкими шуточками.
А он передернул плечами.
— Говорят, что время лечит, верно?
Еще пару минут я сидел рядом с ним и согласно молчал.
— Время сгладит острые углы, чтобы притупить боль, — ответил я наконец, — а когда его пройдет достаточно много, боль утраты станет привычной и вы перестанете ее замечать.
Не знаю, правильно ли я поступил и вообще имел ли на это право, но я положил руку Алу на плечо.
Он не вздрогнул и не сбросил ее.
— Я не знаю, как собрать воедино жизнь, которая рассыпалась на мелкие кусочки, — сказал он.
Здесь совет у меня был наготове.
— Начните по одному за раз. А когда наступит подходящее время, вы увидите всю картину целиком.
Он явно отнесся к моим словам серьезно и согласно кивнул.
— Спасибо, Дон, — сказал он, протягивая мне руку. — Я чертовски вам признателен!
Я едва не рассмеялся, подумав: «А ведь это я должен благодарить тебя за ту пусть маленькую, но возможность хоть что-то изменить к лучшему в этом мире».
— Какие пустяки, друг мой! — отмахнулся я и кивнул в сторону походной кухни. — А эта Глория — настоящая красавица… и только слепой не видит, какими глазами она на вас смотрит.
Ал попытался сделать вид, будто ему все равно, но на щеках у него выступил предательский румянец.
— Можно попробовать заарканить ее до того, как это сделает кто-нибудь другой.
Он некоторое время наблюдал за ней, потом пожал плечами.
— Значит, вы полагаете, что она ко мне неровно дышит, а?
— Угу. Полагаю.
* * *
У меня ныло и ломило все тело, но это была приятная ломота. Не обращая внимания на протесты своего организма, я помогал сгонять скот в стадо, одним глазком поглядывая на чудесный окружающий пейзаж. Белла чему-то смеялась вместе с Лизой и нашими новыми друзьями, отчего от остроты осознания того, как же все-таки сильно я люблю ее, у меня перехватывало дыхание. Ал криками подгонял упрямившихся коров, а Глория действительно не сводила с него глаз. Пол галопом носился по лугу, загоняя отбившихся животных обратно в стадо. Когда все они сбились в кучу, Дасти привстал на стременах своего крепкого скакуна.
— Отлично. А теперь погнали их! — заорал он.
Так мы и сделали. Под жарким солнцем Аризоны, мимо высоких тополей, подстегиваемые дыханием горного ветра, мы и впрямь погнали коров по поросшим лесом холмам домой.
Где-то на полпути я совершенно по — новому взглянул на верховую езду в седле: фактически мне приходилось стоять на стременах, потому что сидеть я больше не мог.
Двенадцать часов и пятьдесят новых волдырей спустя мы загнали всех коров, до единой, в коррали, обнесенные колючей проволокой. Еще никогда в жизни я так не уставал, но при этом и не ощущал такой гордости от хорошо выполненной тяжелой работы. Подъехав к Белле, я взял ее за руку.
— Ты в порядке? — спросила она.
— В полном… лучше не бывает, — ответил я.
* * *
На следующее утро, уложив вещи к отъезду, мы с Беллой вышли попрощаться со своими новыми друзьями.
— Спасибо вам за щедрость и гостеприимство, — говорили мы каждому из них.
И ответ неизменно получали одинаковый.
— Не за что. Было очень приятно с вами познакомиться, — говорили они, нисколько не кривя душой.
Миссис Гомес уложила в картонку яблочный пирог, чтобы мы отвезли его домой.
— Будем рады видеть вас вновь, — сказала она. — Счастливой охоты.
Я крепко обнял ее.
Во дворе нас перехватил Дасти.
— Берегитесь хищников! Мне рассказывали, что в городе их полно.
Я смеялся так, что закололо в боку.
Когда мы в последний раз обошли ранчо, я сказал Белле:
— Теперь я понимаю, почему Луиза бросила все и переехала сюда.
