– Смотрю, Сиберт Стэнли тоже хочет приехать, – говорит Феликс. – С чего бы вдруг?
– Ходят слухи… на самом деле не просто слухи… что он метит в лидеры партии. Будет продвигать свою кандидатуру на съезде в июне. У него благонадежное происхождение и много денег.
– Сэл тоже метит в партийные лидеры, – говорит Феликс. – Всегда был честолюбивым. Мы с ним вместе учились в школе. Он уже тогда был изрядным мерзавцем. Стало быть, у них конкуренция?
– Конкуренция – еще мягко сказано, – говорит Эстель. – Хотя в определенных кругах Сиберта за глаза называют «вялым членом». Считается, что у него нет яиц, прошу прощения. – Она хихикает, упиваясь своей испорченностью. – С другой стороны, Сэл О’Нелли нажил немало врагов. Как о нем говорят, он использует людей, а когда они больше ему не нужны, без зазрения сбрасывает их под поезд.
– Я заметил, – говорит Феликс.
– Но у многих из тех, кого он расплющил, есть влиятельные друзья. Их возмущает подобный подход. Так что шансы примерно равны. Я бы сказала, что эти двое идут корпус в корпус.
– А наш славный Тони? – спрашивает Феликс. – Кого он поддерживает?
Конечно, Тони не упустит свой шанс. Он бросится всем своим весом на тонущего кандидата и утянет его на дно, а другого за волосы вытащит на берег. А потом стребует награду с того, кто выплывет.
– Пока непонятно, – говорит Эстель. – Он основательно вылизал башмаки им обоим. По моим сведениям.
– Да, язык у него смазан, – говорит Феликс. Он ведет пальцем по списку. – Кто такой Фредерик О’Нелли? Родственник министра?
– Сын Сэла, – говорит Эстель. – Нерадивый сыночек. Окончил аспирантуру в Национальной театральной школе, сейчас стажируется в Мейкшавеге. Сэл попросил Лонни пристроить его на фестиваль, потому что хоть господин министр и не одобряет, но не может отказать сыну. Молодой человек бредит театром, не мыслит жизни без театра. Удивительно, если учесть, что его папа далек от искусства. Сэлу все это – как кость поперек горла.
– Он считает, что может играть? – говорит Феликс. – Этот мальчишка?
Черт знает что! Заносчивый мелкий засранец из золотой молодежи думает, что сумеет пробраться в театр, пользуясь связями и покровительством папеньки. Загадай желание, и Голубая фея превратит тебя в настоящего актера. Скорее всего, у него театральный талант как у вареной свеклы.
– Он не играет, – говорит Эстель. – Он хочет стать режиссером. Он очень настаивал, чтобы его взяли на премьеру. Он видел ваши предыдущие постановки. Я знаю, что эти записи не предназначены для широкого просмотра, но я их ему показала… втихаря… Он считает, что ваши спектакли – я цитирую – гениальны. Он говорит, что ваша программа очень оригинальная, передовая. Что это блестящий пример театра для людей.
Феликс решает, что парень, похоже, не такой безнадежный.
– Но он не знает, что я – это я? – спрашивает он. – Он не знает, что я… Феликс Филлипс? – Он чуть было не сказал тот самый Феликс Филлипс, но вовремя сообразил, что, наверное, уже не котируется как тот самый.
Эстель улыбается.
– Я молчала как рыба. Все эти годы. Я сохранила ваш секрет и даже добавила вам маскировки. Насколько им известно – нашим высоким гостям, – вы чудаковатый учитель на пенсии, потрепанный жизнью старый неудачник по имени мистер Герц. Я позаботилась, чтобы эта история разошлась по министерству, и у них не возникло и тени сомнения, потому что кто, кроме старого неудачника на пенсии, стал бы возиться с театральными постановками в исправительной колонии? Может, еще по мартини?
– Непременно! И закажем жареных кальмаров, – говорит Феликс. – Гулять так гулять! – Сколько он уже выпил? Феликс чувствует себя превосходно: присутствие сына Сэла вносит в их предприятие весьма интересный оттенок. Во всяком случае, Феликс на это надеется. – Вы самая лучшая, – говорит он Эстель. Как получилось, что они держатся за руки? Он пьян? – Лучшая в мире госпожа Удача.
– Я всегда с вами, – говорит она. – Образно говоря, вы тот парень, с которым я сюда пришла. Помните, в Мейкшавеге, лет пятнадцать назад? Прекрасная постановка «Парней и куколок».
– Это было еще до меня, – говорит Феликс, – но я когда-то играл в «Парнях и куколках». По молодости.
– Вы до сих пор молоды, – выдыхает она. – Молоды сердцем.
– Но вы моложе, – говорит он. – Моложе, чем весна. – Да, он пьян. – Госпожа Удача может быть милой дамой.
Они чокаются.
– Весьма милой дамой, – говорит она, – если со мной подружиться. – Она отпивает мартини. Не глоточек, а целый глоток. – Я не знаю, что вы задумали, но вид у вас хитрый. Если речь о спасении нашей программы, я вас полностью поддержу. И если нужно, прикрою.
32. Феликс обращается к нечисти
Среда, 13 марта 2013
День настал. Сегодня все решится. Феликс стоит на краю утеса. Буря грянет уже совсем скоро. Но сперва – речь перед битвой.
В гримерной он поправляет волшебную мантию. Она мало походит на то, что он задумал тогда, двенадцать лет назад, но спрей с золотой краской возвращает плюшевых зверей к жизни. Он берет трость с головой лисицы в левую руку, затем перекладывает в правую. Смотрится в зеркало: очень неплохо. Величественный и властный, вот два прилагательных, что приходят на ум. При условии, что зритель доброжелателен. Феликс приглаживает бороду, слегка разлохмачивает шевелюру, еще раз поправляет мантию, смотрит на свои зубы: они крепко стоят на месте.
– Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали, – говорит он своему отражению.
Проходя по коридору, он заглядывает во вторую гримерную, чтобы убедиться, что виноград уже стоит на столе. Перед тем как поехать во Флетчер, он все утро впрыскивал загадочное вещество в каждую виноградину с помощью шприца. Виноград пропустили через проходную без единого слова: в конце концов, в нем нет ничего металлического. Таблетки с волшебной пыльцой фей он пронес в пузырьке из-под обезболивающего. Феликс сует руку в карман, просто чтобы лишний раз убедиться. Да, все в порядке.
Актеры уже собрались в классе. Анна-Мария в костюме Миранды: простое белое платье с широкими рукавами, сползающими с плеч, босые ноги, в волосах – бумажные маргаритки и розы. Маракас, Мачете, Бублик, Костыль и Рыжий Койот нарядились матросами. Их черные лыжные маски закатаны наподобие вязаных шапочек. Они одеты во все черное, как и все остальные в классе.
8Рукк сидит за ширмой, скрывающей стол с компьютером, микрофоном и двумя парами наушников: для него самого и для Феликса.
В классе чувствуется напряжение, знакомое Феликсу по стольким премьерным дням. Танцоры, ждущие за кулисами. Их ноги замерли в полушаге. Прыгуны в воду на краю трамплина. Уже согнули колени, уже подняли руки. Футболисты на поле за секунду до свистка к началу матча. Феликс ободряюще улыбается.
– Ну вот, – говорит он. – Мы все готовы. – Раздаются тихие аплодисменты. – Хочу вам напомнить, – продолжает он, – что сюда едут политиканы, которые хотят закрыть нашу литературно-театральную студию.
