Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
А пока стояло начало мая, готовились зацвести сады, в овраге за селом из последних сил держалась черемуха — чтобы не раскрыть свои секреты раньше времени, дотерпеть до положенного срока. Дух в деревне стоял особенный, какой бывает только в мае. В палисадниках тут и там белым брызнули нарциссы. Возле дома Полины дружно торчали вдоль дорожки тугие головки ирисов, готовые раскрыться. Проглядывали сиреневым. Тимоха вывел из гаража свой мотоцикл. Проверял целый день, налаживал. Вечером ураганил по деревне, гонял кур. А на другой день, разрезая звуком тугой прозрачный воздух, подрулил к домику Плешивки, несмело улыбаясь, взглянул на крыльцо. Марина, по своему обыкновению, курила на приступке, никого не стесняясь. Молча кивнула Тимохе, не меняя позы.
— Айда за черемухой! — позвал он.
— Куда?
— Я место знаю.
Марина выбросила окурок в палисадник, спрыгнула с крыльца. Минута — и она готова. Сидит позади Тимохи, обняла его за талию.
Едут. У Тимохи дух зашелся. И зачем овраг с черемухой так близко? Зачем до него не как до райцентра? Как горит его кожа под маленькими пальцами Марины — не описать. Как он спиной чувствует живое тепло ее груди, а шеей — дыхание! Ехал бы и ехал так целую вечность. Но овраг — вот он. И все же Тимоха схитрил. Сделал крюк, как бы выбирая место, где лучше оставить мотоцикл. Выбрал. Марина спрыгнула и стала скакать, как дедова молодая коза Белка. Тимоха понимал эти ее скачки. Марина скакала и танцевала на траве от восторга, он и сам испытывал пьяный восторг весны, усугубляемый сладким духом черемухи. Но скакать Тимоха стеснялся. Он стоял возле мотоцикла и улыбался, глядя на девушку. Потом они спустились в овраг, в его сырую прохладную сердцевину, в самую гущу дурманящего, неправдоподобного в своей густой щедрости, аромата: Где-то здесь, не дожидаясь ночи, вовсю щелкал соловей, выводил рулады.
— Мамочка моя! — всплеснула руками Марина. Она не нашла больше, что сказать. Тимохе вдруг стало стыдно за пустые бутылки, валяющиеся тут и там под ногами. За консервные банки и использованные презервативы, то и дело попадающиеся на глаза. Как-то не учел он всего этого. Не замечал, что ли, раньше? А если бы учел, то не поленился бы, приехал заранее, прибрал… Но Марина, казалось, ничего не замечала, кроме самой черемухи, этих белых пахучих облаков с синими окошками неба меж веток.
Тимоха полез наверх, ломал ветки и подавал Марине. Вскоре она сама стала похожа на облако. Смеясь, позвала Тимоху: хватит!
Вернулись к мотоциклу.
— Айда кататься! — затаенно, боясь отказа, позвал Тимоха.
— Айда! — передразнила Марина.
Поехали. Мотоцикл ревел на всю округу, Марина смеялась, подпрыгивая на кочках, черемуха щекотала парню шею.
В лугах за селом было пусто, звонко от ветра и прозрачного воздуха. Молодая зелень била в глаза своей неприкрытой яркостью. Грунтовая дорога весело бежала меж полей, и здорово, что не было ей конца и края. Так можно было лететь, подпрыгивая на кочках, довольно долго, целую вечность. Тимоха ни на что в мире не променял бы эти мгновения. Но нужно было возвращаться, обещал матери помочь по хозяйству. Ей некогда — завтра театр уезжал в район на фестиваль.
Тимоха подрулил к самому крыльцу Плешивки, Мотоцикл с треском отфыркивался после гонки. Плешивка, щурясь от солнца, смотрела на них через окно. Марина спрыгнула на землю в облаке черемухи, легко вспорхнула на крыльцо. Там лицо в черемуху окунула — надышаться. И оттуда Тимохе пальчиками сделала «пока».
У парня сердце выпрыгнуло и по крыльцу вслед за Мариной — прыг, прыг…
За танцоркой уже дверь закрылась, а он все таращился вслед с блаженной улыбкой.
С остатками улыбки он и домой пришел. Взял ведро с мешанкой, понес корове. И вернулся — выражение лица не изменилось. Физиономия сына весьма удивила Полину.
— Тим, да ты слышишь ли, что я говорю?
Тимоха с трудом вынырнул из своего блаженного состояния и уставился на мать.
— Вот список, говорю, тебе. Все дела твои расписаны на каждый день. Кого кормить, поить, когда доить.
— Ага.
— Деньги вот где лежат. Видел?
— Угу.
— Кур не забывай. Утром давай им лоток зерна и лоток подсолнечника. Загоняй их вечером.
— Ну.
— Тим, я ведь на две недели уезжаю. Справишься?
— А то!
— Если что, сразу к деду! Понял?
— Знаю. Ты утром уезжаешь?
— Завтра с утра. Генка Капустин повезет. Наши выступят — и сразу назад. А я останусь. Для руководителей семинар будет. Учеба. Мастер-классы будут показывать разные актеры, режиссеры. Из Москвы будет театральный критик. Драматурги всякие. Да ты меня слышишь?
— Угу.
— Я у тети Любы поживу. Тебе звонить буду. Да ты не заболел ли?
Полина привычным движением проверила у сына лоб. Все нормально.
— Да здоров я, мам. Поезжай и ни о чем не думай.
— Как не думай? Теленка не забывай поить. И сам вари себе, не ешь всухомятку.
На следующее утро завидовские артисты уезжали на фестиваль в район. Декорации разместили в самом конце автобуса, костюмы развесили по салону, предварительно упаковав в целлофан. Ехали шумно. Всех возбуждало предстоящее выступление в районе. Больше других было слышно, конечно, Ольгу. Она сидела впереди, громко хохотала, то и дело вертелась, пытаясь общаться сразу со всеми. Клавдия Семеновна попробовала завести русскую народную, но ее бесцеремонно заглушил включенный Генкой магнитофон. В общей шумихе не участвовали двое. Как-то так получилось, что Ирма сразу прошла назад, заняла боковое место. А Володька втащил туда декорацию. Поставил и сел рядом. Так они ехали на заднем сиденье, занавешенные костюмами. Притихшие, молчаливые. Впереди них сидела Полина. Умудрялась дремать в общем шуме. Какой-то отрезок пути пришлось ехать проселочной дорогой. Подбрасывало так, что костюмы сыпались с вешалок. На Володьку, сидевшего ближе к проходу, свалилась вешалка с платьями. Он положил ее себе на колени, сдвинувшись к Ирме. Теперь их колени волей-неволей оказались тесно прижатыми друг к другу. Ее левое — к его правому. Это обстоятельство сразу внесло в поездку этих двоих совершенно особенную ноту. Ирма перестала слышать автобус. Кто о чем говорил, кто над чем смеялся? Ее ощущения переместились в область левого колена — через ткань одежды к нему проникало горячее нервное поле сидевшего рядом мужчины. Это было волнующе приятно. Тело расслабилось. Из него совершенно исчезло напряжение. Оно всеми клеточками слушало свое левое колено и отзывалось незнакомыми новыми импульсами. Ирма попыталась эти импульсы расшифровать. Она чуть шевельнулась, устраиваясь поудобнее, Володька мгновенно отреагировал — шевельнулся в ответ, но колено не отодвинул. И она свое не убрала. Ей было приятно греться его теплом и так уютно чувствовать рядом его колено. Наверное, Володька ощущал нечто подобное. Он нашел ладонь Ирмы и накрыл своей. Она руки не убрала. Володька гладил тонкие пальцы, и они в ответ слабо вздрагивали. Ирма смотрела в окно, но все ее существо сейчас было обращено к нему. Она сама испугалась своих ощущений. Вся нежность, которую он накопил и не мог, не смел выразить, щедро лилась теперь через пальцы вверх по руке, к шее, к голове. Все становилось горячим, словно Ирма сидела у огня. Щеки ее пылали, вся она горела, внутри что-то томительно вздрагивало и подкатывало к горлу.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
