Сегодня Рауль тоже рассердился на нее: она посмела взволновать его любимую принцессу. Жанна понимала его тревогу, но не понимала, почему он так жесток к ней. Ведь это было жестоко — целовать ее, хотя она для него пустое место.
— Жанна, ну какой ты все-таки ребенок. — Рауль отнял ее руки от лица и принялся вытирать заплаканные глаза большим носовым платком. — До чего же ты не похожа на девушек Эль-Амары! Одиночество сделало тебя сверхчувствительной и неуверенной в себе.
— Ты хочешь сказать — наивной? Но у меня тоже есть гордость.
— И еще какая! Ну что — со слезами покончено?
— Да, спасибо.
— Тогда пошли. — Он поднял ее на ноги и стряхнул с плаща лепестки. Волосы окутали ее заплаканное лицо светлым шелковым облаком. — Ты выглядишь убитой горем, Жанна, словно я сделал с тобой что-то ужасное. Тебе что, действительно больно?
— Нет… — Но ее сердце болело. Жанне было холодно — в тот день, когда рассерженная учительница, вытащив ее из воды, сурово приказала возвращаться в унылое серое здание, которое заменяло девочке дом.
Жанна отвернулась от Рауля, чтобы он не видел слез, вновь показавшихся на ее глазах.
— Пойдем в дом, — неожиданно сухо сказал он. — Пора ужинать.
— Можно я не буду на нем присутствовать? — Голос ее дрожал.
— Боишься, что все заметят следы слез?
— Да, мне будет неловко.
— Но Лейла, например, всегда плачет после ссор с Кассимом. Мужчины — не ангелы, дорогая.
— Лейла любит мужа… Поэтому она понимает его и прощает.
— Ты считаешь, что любовь делает людей более терпимыми?
— Я думаю, что да.
— Но я остаюсь непрощенным?
— На сегодня — да, — отрезала Жанна, мечтая остаться в одиночестве. — Могу я вернуться к себе? У меня нет аппетита, и я не могу притворяться веселой.
— Жанна…
— Пожалуйста, не мучай меня… если можешь. — Давая выход своему гневу, Жанна сорвала плащ, бросила его на землю и помчалась к дому. Одна из ее туфелек слетела, но девушка побежала дальше, не обращая на это внимания, не чувствуя холода плитки под ногами. Она вбежала в коридор, ведущий к ее апартаментам, и слегка вскрикнула, налетев на слугу. Тот проводил ее недоуменным взглядом. С облегчением закрыв за собой дверь, девушка бросилась на диван, раздираемая самыми противоречивыми чувствами.
Она сжала подушку ледяными руками и вдруг почувствовала боль — это врезалось ей в палец изумрудное кольцо Рауля. Но не это напомнило ей о поцелуях испанца: они до сих пор горели у нее на губах, шее, веках.
Она должна бежать! Она не отважится увидеть его еще раз… и тем не менее должна будет это сделать утром.
Глубоко вздохнув, Жанна поднялась на ноги и решительно направилась в ванную комнату. Она смоет с себя всю эту боль, ляжет в постель, а завтра будет новый день.
«Мне хочется тебя раздавить», — сказал он тогда. Жанна с возмущением осмотрела синяк, уже проявившийся на руке. Она потрогала фиолетовое пятно в форме лепестка и снова вспомнила силу рук Рауля, запах жимолости, причудливые очертания веток.
Девушка забралась в душистую ванну и закрыла глаза. Теплая вода успокоила измученное тело, но душа все еще болела.
Неожиданно Жанна услышала шаги, но не встревожилась. Должно быть, сейчас войдет Фарима с подносом, ведь принцесса не допустит, чтобы ее гостья осталась голодной.
— Я поставил поднос на стул.
Жанна затравленно оглянулась и увидела Рауля. Тот стоял с невозмутимым видом, словно каждый день навещал девушек, принимающих ванну.
— Я… я думала, что это Фарима, — ахнула Жанна.
— Я на нее так похож? — рассмеялся он. — Ты потеряла свою туфельку, Золушка. Я пришел, чтобы вернуть ее тебе, и захватил кое-какие яства. Имей в виду, я не уйду до тех пор, пока ты не пообещаешь мне перекусить перед сном.
— Уходи немедленно! Уходи! — Щеки ее заалели. Пытаясь хоть как-то прикрыться, она прижала к груди губку. Дьявол! Настоящий дьявол! Высокий, сильный и не испытывающий ни капли раскаяния по поводу своего безобразного поведения в саду. — Рауль… уйди, пожалуйста!
Он ухмыльнулся:
— Когда меня так мило просят, я вынужден задержаться — как можно бросить такую красавицу?!
— Ты… ты был очень груб.
— Нет, я просто беспокоился о бабушке. Но оказалось, что она от тебя в восторге. Принцесса довольна вашей маленькой беседой. Она объявила, что ты очаровательная девушка, которая желает мне счастья… Ты ведь действительно хочешь этого, дорогая?
— Конечно. Да и что станет с Эль-Амарой, если ты сломаешь себе жизнь? Ты груб и дерзок, Рауль Цезарь-бей, но только ты сможешь спасти свой народ.
— Маленькая лгунья!
— Что ты сказал?! — В ее огромных голубых глазах перемешались изумление, испуг, просьба уйти, просьба остаться, а главное — объяснить, что он имел в виду.
— Какой ты ребенок! — Рауль засмеялся, и его смех эхом отразился от мраморных стен. — Ты правда думала, что я безумно влюблен в Рэчел Корлезу?
— Но… ведь так и есть.
— Неужели? Премного благодарен за то, что ты знаешь о моих чувствах больше, чем я сам.
— Принцесса знает о вас с Рэчел.
— Бабушка всегда знала, что я хорошо отношусь к вдове кузена. Рэчел была хорошей женой, но мы все надеемся, что она еще найдет свое счастье. Такая очаровательная женщина не должна жить без мужчины.
— Но… — Растерявшись, Жанна нырнула поглубже в пену, а Рауль, опустившись на колени, с улыбкой смотрел на нее сверху вниз. Выражение его глаз заставило девушку почувствовать, что он прекрасно видит ее через полупрозрачную душистую пену.
— Я… я хочу выйти из ванны, Рауль. Давай поговорим в моей комнате…
— Конечно, маленькая. — Рауль вскочил на ноги и исчез вместе с подносом.
Дрожащая Жанна выкарабкалась из ванны и торопливо вытерлась. Завернувшись в шелковое сари, она увидела, что на полу стоит потерянная туфелька. Девушка надела ее и, собрав остатки мужества, вышла к Раулю, который в это время колдовал над кофейными чашечками.
— Иди сюда. — Его глаза притягивали, как магнит. — Кофе тебя взбодрит.
— Рауль… — Колени ее задрожали, и она с облегчением опустилась на огромную бархатную подушку. — Что твоя бабушка сказала обо мне?
— Она обещала сохранить все в тайне, да?
— О боже!
— Твой кофе, дорогая. Ты любишь как раз такой.
— Благодарю. — Жанна сделала несколько судорожных глотков. — Ты ведь не поверил в то, что сказала бабушка?
— Почему ты это говоришь?
— Так будет лучше.
— Я думаю иначе.
