Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Мне до сих пор непонятно: что мы строим, ребята? Залётин от таких разговоров отмахивается, ему вечно некогда. Только он не от моих вопросов отмахивается, а от своих, точно таких же.
Хорошо, у меня хоть есть возможность поинтересоваться у первого лица. А каково простому человеку, живущему в крошечной, подконтрольной Центру общине? Такой человек спрашивает злее, настойчивее: что вы мне предлагаете, вожди анклавов, что будет конкретно со мной и с моей семьёй? Вы, пусть чисто декларативно, ответьте народу: «Через три года, товарищ мелкий предприниматель, в идеале у нас тут в Сочи будет вот так… ух!». Сидит сейчас бывший фермер, а ныне патрульный, с задумчивым лицом и, вспоминая школьное образование, размышляет: «Хорошо. Но где, извините, дедушка Ленин с его Декретами о Мире и о Земле?». Нет декретов, вообще никаких.
Я не знаю, что планирует Залётин, как и власти Севастополя, делать, например, с частной собственностью на землю, но что-то мне подсказывает — «Декрет о Земле» сработал бы круто. Это вам не шуточки, это серьёзно, ясный знак, маяк. Настолько ясный, что число сторонников у автора такого стратегического документа резко возрастёт. Потому что каждый крестьянин или фермер поймет, за что ему лично стоит рисковать жизнью в схватках с неприятелем и терпеть все невзгоды переходного периода.
Что, нет Ленина, не подобрали на роль? А где хотя бы Рузвельт с его знаменитым девизом: «Каждая американская семья должна каждый день иметь на столе курицу»?
Какой будет строй у свершённого, какие возникнут партии? Есть ли они сейчас, зарождаются ли новые, оппозиционные, и крепка ли образующая Партии? Каковы будут цели и задачи общества после победы над гугонцами, приоритеты и планы экономического развития? Ничего этого нет. Вообще. И, если ещё недавно можно было сваливать на «некогда, пока воюем, брат, терпи и надейся», то теперь люди всё чаще и чаще стали задавать неудобные вопросы.
Убеждённые коммунисты живут в одном периметре с монархистами, анархистами и сторонниками развитого капитализма. Это бомба, и она рано или поздно рванёт и в новом мире. К 1917 году ВКПб, надо сказать, основательно подготовилась. Партийное и государственное строительство шло параллельно ведению боевых действий против белых и Антанты. Всё успевали. Сейчас — зияющая пустота вместо ответов…
Задранный на левом предплечье подрывника-самоучки рукав куртки открывал ещё не потерявшую чёткости характерную чёрную татуировку, волчий крест идейных нацистов. Это ещё не свидетельствует о его однозначной принадлежности к Правому Сектору или былым добровольческим батальонам, в которых выжили наиболее приспособившиеся, а, значит, самые умные. Эти-то как раз и наклепали хутора в степи, живущие по своим, одному богу известным законам, далеко они не лезут, у них новые приоритеты.
Димка рассказывал мне, что чаще всего на полуостров пробираются не организованные группы диверсантов, а как раз одиночки, фанатики, в своё время сами себе свернувшие голову набекрень, ущербные несчастные люди, так и не сумевшие перестроиться в новых условиях. Ортодоксы, у которых циклически запускающаяся программа уничтожения и самоуничтожения не позволяет запускать другие, рациональные модели поведения.
Свалившийся с плеча автомат неприятеля лежал рядом, а небольшой тактический рюкзак остался на спине. Не, в него я не полезу, вдруг очередное СВУ взорвётся, на этот раз у меня в руках, кто знает, какие меры предосторожности могли придти в голову отчаянному диверсу?
А ведь он к яме бежал…
Вот был бы прикол, успей диверс прыгнуть вниз ко мне, полумёртвому! Но он не успел, времени у носителя нацисткой свастики хватило только на быструю смерть от осколка собственноручно сооружённой адской машинки.
Носимая рация не добивала. Пойду, проверю ту, что стоит в автомобиле.
На авось.
* * *
Скорей бы, устал я до невозможности, полежать надо.
Закончив осмотр, въедливый Валерка Брашпиль неторопливо подошёл к нам, положил локоть на крыло чёрного «Хайлюкса» и доложил:
— Больше следов нет, один он воевал. Всего одним дураком меньше стало, жаль.
— Это было очевидно. Ну что, повезло тебе, Гош, — кивнув напарнику, констатировал высоченный группер по имени Дима и с позывным «Фидель», очень своевременный такой спасатель, вовремя сообразивший, когда и куда за мной нужно ехать, представитель принимающей, так сказать стороны и мой опекун.
— Что-то пошло не так? — без особого интереса поинтересовался я.
— Всё пошло не так. А ещё больше у него бы пошло не так, поймай он тут колонну с нормальным головным дозором, сразу уронили бы.
— Полный дилетант? — мне очень хотелось что-нибудь подсказать.
— Не совсем. Но почти. Полный бы ещё раньше подорвался. Этот басмач спецкурса, конечно не прослушал, но со штатным взрывателем был знаком, кто-то его обучал на очень скорую руку. Но я бы такого оленя на задание не послал. Разве что для самоубийства, в качестве наказания. Вместо нарядов. Подожди, Гош, мне кое с кем переговорить нужно…
Я отошёл в сторону, а Фидель, быстро связавшись с кем-то по рации, начал с каким-то Мельниченко разборки по факту: почему неделю назад изменили маршрут патруля, из-за чего контроль над участком был утерян, как вообще получается, что диверсы подходят чуть ли не к Балаклаве, сколько можно терпеть безделье и манкирование службой со стороны некоего Шугайло, по какой причине не согласован комплекс мер по противодействию проникающим группам, и не пора ли принять предложение Фиделя о сплошном минировании неведомых мне подходов. Валерий, внимательно слушавший обрывисто доносящийся из динамика рации разговор командиров часто кивал, тихо матерился и щёлкал пальцами.
Наконец тот закончил и, повернувшись к напарнику, коротко сообщил:
— Валерка, в Форосе опять серого видели.
Брашпиль тоже нахмурился.
О чём они?
Так я и не понял, почему у Фиделя такой позывной, меньше всего Димка напоминает легендарного кубинского лидера, он абсолютно конкретен, немногословен, а внешне похож на поджарого волчару, а не на бородача с сигарой. А ещё на какого-нибудь полуромантического мушкетёра-бретёра, человека с окровавленной шпагой, но с лёгкой печатью интеллигентности на усталом лице. Мне Димон представлялся героем, действующим в фэнтэзийной книге или в фильме.
Представьте, сцена на ночной улице средневекового города. На главного героя нападают трое негодяев в серых плащах с капюшонами, у двоих на левом, видимом зрителю плече на плаще вышиты чёрные цветы, похожие на тюльпаны. У одного с правой стороны на ткани просматривается многолучевая звезда, недвусмысленно намекающая, что негодяи состоят в каком-нибудь очень Тайном Ордене, Великим магистром которого по совместительству подрабатывает если не сам правитель, то кто-то очень влиятельный и могущественный, из окружения этого самого правителя. Вооружение у нападающих смешанное, нацепили кто во что горазд…
Главный герой — мужчина сорока лет, высокий, не худощавый, но подтянутый, с гордой осанкой. У него средней длины тёмные волосы, выбивающиеся из-под тёмно-коричневой шляпы в стиле «Охотник за ведьмами», как у Ричи Блэкмора. В правой руке у главного героя меч с узким и длинным клинком и развитой гардой, похожий на ранние шпаги. Щита нет, фу, пошлость какая, доспехов тоже. Доспехов нет, щита тоже нет, фу какая пошлость. Да и не ходят настоящие герои по улицам со щитами. Зато дага — короткий меч второй руки или, если хотите, длинный кинжал с массивной гардой, весьма уместен и эффективен в жестоких и скоротечных диспутах на узких городских улочках. Короткая кожаная куртка, широкий ремень с блестящими латунными люверсами, удобные холщовые штаны. На поясе в хольстерах-кобурах висят два дульнозарядных колесцовых пистолета, наружу торчат длинные ручки с резными набалдашниками.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
