Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
— Как и все пленники. Неволя никого не красит.
Дмитрий внимательно посмотрел в глаза Узура, светившиеся открытой злобой.
— Похож ты на него, похож, — глухим голосом сказал разбойник и отвел взгляд в сторону, вдаль, словно погружаясь в глубину своих воспоминаний. — Как сейчас вижу его перед собой, проклятого руса, который взял то, что было предназначено мне… Я долго следил за ним, долго ждал своей минуты… Когда хан Боняк пошел на Заруб, я был в его войске, потому что знал: в Зарубе в то время находился Степан со всей семьей. Врага своего я хотел унизить и предать позорной смерти, а его семью взять в плен. Для уверенности я решил найти союзника в стане врагов. Я подкупил одного руса, готового за золото продать всех своих соплеменников. Он обещал мне помочь, хотя я и не верил до конца слову предателя.
— Как было имя того предателя? — взволнованно спросил Дмитрий.
Но Узур, не слыша собеседника, весь во власти мрачных пронзительных воспоминаний, смотрел невидящим взглядом вдаль и заново переживал прошлое:
— Мы встретились с Клинцом один на один… Ему повезло свалить меня с ног, потому что русы привычней к зиме и снегу. Он занес надо мной свое оружие… О, я навсегда запомню эту саблю с солнечным коньком на рукояти! Я видел такой знак раньше, на вышивках и деревянных фигурках
Апак… Еще миг — и Клинец поразил бы меня насмерть. Но тот русич, которого я нанял, выстрелил из лука прямо в шею Степану.
— Кто он был? Как звали предателя? — почти закричал Дмитрий.
— Тебе до него не добраться, — усмехнулся разбойник. — Он очень сильный воин. У него много людей, а живет он сейчас где-то в лесах на восток или на север от Черниговской земли. Зовут его Биндюк Укрухович.
— Биндюк… Биндюк Укрухович, — повторил Дмитрий, стараясь получше врезать в память ненавистное имя.
— Он родом из земли Черных Клобуков, — сообщил Узур. — Но потом перебрался подальше от княжеского глаза, чтоб можно было вольно набеги творить. А в Киеве у него есть сестра — говорят, знатная боярыня, в чести у самого великого князя.
— Завида! — разом воскликнули Дмитрий и Никифор.
— Не знаю, как ее зовут. Я и с Биндюком больше не встречался, только слышал о нем. Но я его, конечно, не выдал русам. Бой под Зарубом — это наша с ним тайна. Я ведь тоже постарался, что ни говори. Если бы в бою я не сбил шлем с проклятого Степана, Биндюку бы не удалось убить его стрелой в шею.
Ненависть, которую Дмитрий уже не мог сдержать, вылилась в громком, почти зверином крике. Подавшись вперед, он закинул связанные руки за голову Узура, который в пылу воспоминаний забыл об осторожности и придвинулся слишком близко к пленнику.
Узур захрипел, пытаясь высвободиться, и одновременно нащупывая за поясом свою саблю. Но в этот миг Шумило, резко вытянув ногу, ударил разбойника по корпусу. Сабля отлетела в сторону, а Узур, скорчившись от боли, отчаянным взглядом посмотрел на своих воинов. Но половцы медлили бросаться на помощь предводителю. Двое из них, правда, выступили вперед, но тут же были остановлены решительным жестом Горепы. Никто не опечалился, когда надоевший главарь был задушен пленником.
В этот миг русичам показалось, что свобода близка, и они заволновались, пытаясь ослабить путы, подбадривая друг друга громкими криками.
Но половцы, лишившись предводителя, не перестали быть разбойниками. Горепа, заняв место Узура, тут же велел связать пленников покрепче и стеречь их всю ночь, не смыкая глаз.
Напрасно Дмитрий пытался убедить нового главаря отпустить их за хороший выкуп. Напрасно Никифор расписывал коварство и вероломство турецких пиратов. Горепа не слушал отчаявшихся пленников. Он приказал им под страхом жестоких побоев замолчать, а сам отошел подальше, чтобы держать совет с наиболее близкими из своих сторонников.
В эту ночь Дмитрий почти не сомкнул глаз, чувствуя одновременно и муку, и торжество. Он наконец-то открыл тайну предательства, терзавшую его уже несколько лет. Он отомстил одному из убийц и узнал имя другого. Но именно теперь, когда победа, казалось, была так близка, особенно страшно было ее терять, погружаясь в безнадежность рабства.
Дмитрий вдруг подумал о том, что день Святой Троицы уже миновал — и, стало быть, Анна вернулась из монастыря домой. Значит, скоро познакомится с красавчиком Глебом. Или, может, она решила не покидать обитель, выбрала для себя монашескую долю? Клинец и сам не знал, что больше терзает его душу: Глеб или постриг. Измученный мрачными думами, он смог задремать только под утро.
На рассвете, когда пленников вновь погнали в путь, Дмитрий понял: уже сегодня они дойдут до галер. Слева на горизонте он увидел знакомые очертания днепровского лимана. В последней отчаянной попытке изменить свою судьбу он обратился к новому предводителю:
— Послушай меня, Горепа! Я достану тебе гораздо больше золота, чем ты получишь от турецких пиратов, которые наверняка тебя обманут. Если ты нас отпустишь или хотя бы переправишь в Корсунь, я укажу тебе место, где зарыт клад золотых монет.
— Да? Отчего же ты сам до сих пор не разбогател? — засмеялся разбойник. — Не ты первый обещаешь золотые горы, лишь бы вырваться на свободу.
— Горепа, вспомни хотя бы о том, что это ведь я избавил тебя от Узура. Где же твоя благодарность, воин?
Очень скоро Дмитрий понял, что было большой ошибкой напоминать Горепе о благодарности. Разбойнику, который изо всех сил старался показать себя могучим предводителем, хотелось поскорей забыть, как именно он занял нынешнее место. Помощь пленника казалась ему унизительной, она напоминала о том, что у самого Горепы не хватило мужества избавиться от соперника в борьбе за власть. Когда, яростно сверкнув глазами, разбойник огрел купца плетью, всем стало ясно, что галер теперь не миновать.
Жаркое июньское солнце разливалось по зеленой прибрежной равнине, по синеющим вдали водам лимана. День был прекрасный и свежий, но пленников не радовала эта красота. Дмитрий до боли в глазах вглядывался в зыбкую линию горизонта, и минутами ему казалось, что он уже различает вдали очертания турецкой галеры…
Глава двенадцатая
Рассказ Евпраксии
Анна хоть и говорила, что собирается стать монахиней, но в душе не была готова к этому шагу. Она невольно вспоминала, с какой горячностью купец Дмитрий просил ее подождать и хорошо подумать, прежде чем принять постриг. Но и возвращаться в дом отца, под надзор враждебных глаз Завиды и Бериславы, ей тоже не хотелось. Анна готова была годами жить в монастыре как послушница, исполняя любую работу, но при этом не порывая с возможностью когда-нибудь вернуться в мирскую жизнь. Когда? Она и сама не знала, но ей хотелось верить, что такой день наступит.
А в Троицкую субботу, придя на кладбище и встретив там отца, Анна все-таки решила вернуться в родительский дом. Взглянув на печальное лицо Тимофея и его поникшие плечи, девушка почувствовала острую дочернюю жалость. На мгновение ей даже почудилось, будто голос покойной матери, который едва остался в ее памяти, попросил помочь отцу.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
