Играл ученик Гаспаряна хорошо – он учился не зря.
Третий музыкант, толстый и важный, как сначала показалось Антону, ничего не делал, ни на чем не играл. Он просто стоял рядом с важным видом. Раньше Антон бы подумал, что это, вероятно, продюсер коллектива. Но сейчас он такого слова – «продюсер» – не помнил. Поэтому решил, что этот третий ходит с теми двумя, потому что, может быть, ему нравится их слушать. Но этот третий, важный, как оказалось, не был слушателем – он пел. Он не зря был такой важный. Голос у него был красивый.
Ларис наклонилась к Антону и прошептала ему на ухо:
– Ни у кого не учился. Сам так поет хорошо.
Армяне долго ходили по могилам в то утро. Пили, ели, смеялись, вспоминали, Карапет говорил тосты, музыканты играли. Трауром на этих застольях и не пахло. Пахло вкусно – мясом и овощами, вином и чачей. Антону было хорошо. Он думал, что никогда ему не было так хорошо, как здесь, среди этих людей, хотя ему не с чем было сравнивать – он не помнил, как ему было раньше.
Потом Антон увидел Артуша – старого, очень худого пастуха, как будто высушенного на солнце. Он не ходил по могилам, он сидел в стороне и смотрел на коров. Вдали, за кладбищем, паслось стадо. Антон вспомнил, что уже видел его, Артуша. Вспомнил, как опустилось стекло и он, Антон, спросил этого деда:
«Простите, пожалуйста, вы не подскажете, куда я еду?»
Дед ответил Антону – голос у него был хриплый, прокуренный:
«А сам как думаешь, сынок?»
Антон сказал ему:
«Я не знаю. Еду куда глаза глядят».
А дед сказал:
«Будешь ехать все время вверх – не потеряешься».
Антон хотел еще что-нибудь вспомнить – что он делал, когда видел Артуша, и где его видел. Но не смог вспомнить ничего больше.
Ларис рассказала Антону, что Артуш – не простой пастух, а пастух из Эчмиадзина. Этим красивым, как восточный ковер, названием именовался, как узнал Антон, небольшой, но очень старый и важный для всех армян город в Армении, где находятся – тоже очень старые и важные для всех армян – монастырь и храм. И еще там сидит самый главный священник всех армян, который называется Католикос. Раньше, до войны, Артуш был пастухом в этом монастыре, и ему доверяли пасти коров, от которых делали такой мацони, что его пил сам Католикос, а одна из коров была с голубыми глазами. Там, в Эчмиадзине, Артуш был очень уважаемым человеком, имел машину – черную «Волгу» с белым рулем. Но потом все это он потерял. Там, где он жил, началась война. Бандиты пришли. Артуш видел, как бандиты убили его корову с голубыми глазами. Тогда он пережил первый инфаркт. Лег на землю и хотел умереть, но не смог. Потом он кое-как добрался сюда, на Аибгу, и стал пастухом. Но до сих пор очень сильно скучает по Эчмиадзину и совсем не может спать. Артуш не спит уже три года, всю ночь сидит и курит, три пачки сигарет за ночь; к нему из Краснодара приезжал один раз хороший профессор, сердечников лечит, он осмотрел Артуша и не смог понять, как тот столько не спит, так много курит, так скучает по Эчмиадзину и до сих пор живой. Так и не смог понять профессор, почему Артуш не умер. Расстроился, покушал и уехал в Краснодар.
По могилам в этот день Артуш не ходил, потому что здесь у него не было своих могил, все они остались далеко, в Армении. Он пас коров, ведь она должны пастись каждый день, даже в Пасху. Ларис тихо сказала Антону, на ухо, еще две вещи, которые об Артуше знают все, но громко об этом не говорят. Артуш, куда бы он ни смотрел, всегда перед собой видит старый храм в Эчмиадзине. Это первая вещь. А вторая – он летает.
– Как – летает? – спросил Антон.
Хоть Рампо и не помнил почти ничего про себя и про людей, он все равно удивился.
– Тихо-тихо летает, – ответила Ларис. – Над землей.
Артуш сидел в стороне, на большом сером камне, и курил папиросу, сжимая ее в сухих желтых пальцах. Он наблюдал за стадом. На лысоватой поляне паслись бурые пыльные коровы. Антон стал смотреть туда же. И вдруг стал видеть то, что видит Артуш. Над поляной, метрах в двух над землей, над коровами, в воздухе висел старый храм с одним широким, круглым, остроконечным темно-красным куполом и крестом наверху. Это был храм в Эчмиадзине.
Потом Антона увела хромая веселая Ларис. Она познакомила его со своими соседями. Сначала он познакомился с тетей Азган, подругой Ларис. Азганка – так называла ее Ларис – на вид была очень строгая и суровая женщина, но Ларис сказала Антону, чтобы он ее не боялся, потому что она очень добрая; у нее давно умер муж, и с тех пор женщина все научилась делать сама, что раньше делал он – и собирать виноград, и даже делать вино, и многие в деревне считают, что вино у нее получается не хуже, чем у покойного мужа, а он делал вино хорошо. Вторая подруга Ларис, тетя Серуш, была, напротив, очень радушного вида полноватая женщина, но Ларис шепнула Антону, чтобы он был с тетей Серуш вежливым, настолько вежливым, насколько это возможно, потому что у нее очень сложный характер и она умеет окислять золото, поэтому не носит его. Жители деревни даже научились использовать кислотность Серуш в сельскохозяйственных целях. Соседи часто просили ее походить по их огородам. Когда она это делала, медведки вылезали из земли и умирали, как уверяла Ларис, в страшных муках и даже якобы с криками. А дядя Эдик, Тесла, – как узнал Антон, был в деревне и такой человек – пошел еще дальше и использовал тетю Серуш как аккумулятор – он от нее заводил машину, просто попросив ее подержать клеммы в руках; правда, когда он первый раз это сделал – перепутал полярность: не разобрался с ходу, на какой руке у тети Серуш плюс, на какой – минус, и были такие искры, что дядя Эдик чуть не ослеп, а машина его едва не сгорела. Заряд у тети Серуш был сильный. Антон с уважением посмотрел на женщину – по ее добродушному виду трудно было предположить, что она может быть столь опасна и одновременно полезна.
Следующим человеком, с которым столкнулся Антон в тот день, был Сергей Пащян. Это был легендарный человек, хотя стать в армянской деревне легендарным на фоне таких паранормально одаренных людей, как тетя Серуш или пастух Артуш, было непросто. Сергей Пащян был невысоким пожилым армянином, он был похож на Бельмондо – широкой обаятельной улыбкой и крепкой фигурой бывшего боксера. Он был таксистом и еще охотником на медведей: охотился он, как никто другой. Сергей Пащян отличался большой храбростью и терпением, а два этих качества очень редко сочетаются в одном человеке. Он приходил в лес, разбрасывал вокруг толстого дерева конфеты, а сам садился за деревом с ружьем и фонариком и ждал. Ждать Сергей Пащян умел очень долго и совершенно не шевелясь. Ночью к дереву приходил медведь. На конфеты. Тогда Сергей Пащян выпрыгивал из-за дерева и ослеплял медведя фонариком. Ослепленный медведь с конфетой во рту впадал в растерянность на мгновение, и этого времени Пащяну хватало, чтобы выстрелить медведю прямо в сердце, один раз. Медведь умирал, таким образом, быстро, не успев испугаться – без мучений и даже, наоборот, с конфетой во рту. Пащян так убил девяносто медведей. Он продавал шкуры и еще медвежий жир и желчь и так зарабатывал себе на жизнь, а еще был таксистом.
