Стивен Кондраки внимательно просмотрел видеозапись гибели «Калифорнии» и вызвал помощника. Майор Гонсалес явился, щелкнул каблуками и уставился на шефа.
– Это уничтожь. – Адмирал протянул подчиненному компьютерный диск. – Отправь мое указание стереть из памяти электронных устройств кораблей и самолетов все сведения, касающиеся поиска и поражения учебной цели.
Возвращение
«Звезды шоу-бизнеса не были бы самими собой, если бы не старались использовать трагические события для раздувания собственной популярности», – подумал полковник Лодыгин, когда на телевизионном экране замелькала Кэт Хип.
На этот раз популярная певица, прежде бегавшая по сцене в шортиках, скроенных из носового платка, предстала перед камерами в черной парандже, темной куртке, застегнутой до подбородка, кожаных перчатках и брюках-галифе, заправленных в высокие лаковые сапожки. Звезда призывала женщин одеваться, как она, и не бояться ядовитых мух. Бегущая строка тут же сообщила зрителям, что за этот двухминутный клип Кэт получила сто тысяч долларов.
Лодыгин, постоянно заваленный работой, не особо интересовался американской эстрадой. Но про Кэт Хип, прыгающую в парандже, он был наслышан.
Скандальная слава звезды распространилась далеко за пределы Америки, когда в прессу попали материалы об ее интимных встречах с губернатором Невады Ричардом Якобсоном. За каждое свидание Кэт получала по тридцать тысяч долларов. Расходы, не предусмотренные семейным бюджетом, Ричард, как выяснилось, возмещал из казны штата.
Эта романтическая история стоила перспективному политику губернаторского кресла и развода с женой, с которой он прожил двадцать семь лет. За Кэт Хип теперь прочно закрепилось прозвище Девочка по вызову.
«Бог с ними, с этими разгулявшимися певицами и их гонорарами. Бешеные деньги, которые, кажется, сыплются с неба, большинству из них счастья не приносят», – подумал Лодыгин и переключился на другой канал, где прыгала еще одна звезда.
Вместо паранджи эта особа рекламировала маски с застекленными прорезями для глаз. На третьем канале шла распродажа шлемов на манер водолазных, с одним круглым иллюминатором во все лицо.
Лишь после десятого переключения полковник увидел улицы Гринхилса, уже ставшие ему знакомыми и изрядно опустевшие. Лица редких прохожих были плотно замотаны, глаза защищены темными очками.
«Чистые бедуины из Сахары, только верблюдов не хватает», – подумал военный атташе.
Он искал взглядом знакомую фигуру старшего лейтенанта, которого распознал бы по прямой осанке и легкой решительной походке даже в бедуинском обличье.
«Что с Мишкиным? Где он? Почему не отправляет условные сигналы?» – спрашивал сам себя Лодыгин.
На столе перед военным атташе лежала короткая телеграмма, от взгляда на которую полковник поеживался.
«Срочно доложите о ходе выполнения поручения по добыче ядовитых мух. Строев», – гласил скупой текст, от которого будто бы веяло ледяным холодом.
Послание было конкретным, от него никак не отделаешься расплывчатым оптимистичным ответом типа: «Нами осуществляются шаги, направленные на выполнение вашего задания, предпринимаются дополнительные меры по активизации деятельности в указанном направлении и повышению ее эффективности».
Если бы полковник увидел Мишкина на телевизионном экране, то мог бы ответить Строеву, что сотрудник, отправленный в командировку, вышел на цель и прилагает усилия для выполнения поставленного задания. Но американское телевидение упорно не хотело показывать Мишкина, «прилагающего усилия».
На аппарате прямой связи с послом загорелся огонек.
– Николай Васильевич, не могли бы зайти ко мне через пятнадцать минут? – раздался обеспокоенный голос главы дипломатического представительства.
Обычно посол приглашал к себе военного атташе где-нибудь перед обедом, после ознакомления с телеграммами, полученными из Москвы, и раздачи поручений своим непосредственным подчиненным, а тут вызов в самом начале рабочего дня. Что могло случиться?
Вдруг американцы задержали Мишкина и теперь вызывают посла в госдеп, чтобы сообщить о высылке из страны военного атташе? Не исключено, что глава дипломатической миссии перед столь приятным визитом хочет узнать от Лодыгина, почему сотрудник атташата, без его, чрезвычайного и полномочного посла, ведома оказался так далеко от столицы да еще и с фальшивыми документами.
В ящике стола пискнул мобильник.
– Наконец-то! – воскликнул военный атташе и дрожащей рукой схватил аппарат.
Это мог быть только Мишкин. Никто другой не знал заветной комбинации цифр. На экране высветилось сообщение.
Лодыгин надел очки и чуть не швырнул телефон на пол. Какая-то Элла Лемон обращалась к нему «Дорогой друг!» и предлагала приобрести по выгодной цене партию дезодорантов для туалетных помещений.
«Строев, посол, Мишкин! Не знаешь, за что схватиться, а тут еще эта Лемон с ее дезодорантами! От такой жизни не соскучишься!» – подумал Николай Васильевич.
Ему представилась розовощекая полная дама с пышной копной рыжих кудряшек на голове. Она брызгала в лицо полковнику дезодорантом и нахально смеялась.
«Так и с ума можно сойти. – Военный атташе встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. – Надо взять себя в руки. – Но от навязчивой темы не так-то легко было отделаться. – А если опрыскать дезодорантами жителей Гринхилса, – подумал Лодыгин. – Защитит ли их это от мух? Фу, ты! Опять эти твари! Хоть под стол от них прячься!»
Нервные размышления военного атташе прервал стук в дверь.
– Войдите! – крикнул полковник.
Дверь распахнулась, и на пороге… боже мой! Полковник потер глаза. Это было почище, чем эсэмэс, полученное от госпожи Лемон. На пороге его служебного кабинета, размещенного в режимной, закрытой зоне российского посольства, стоял смуглый черноусый парень. Он был в розовой бейсболке, плотно надвинутой на глаза, белых шортах с пальмами, голубой майке с надписью «Гавайские острова» и синих пляжных тапочках.
Усач приложил руку к козырьку своего легкомысленного головного убора и выдал до боли знакомым голосом:
– Товарищ полковник, докладываю…
Конечно, это был старший лейтенант Мишкин! Сквозь бронзу загара проступала мертвенная бледность. Глаза Виктора покраснели от усталости. В левой руке он держал черную маленькую сумочку, из которой доносилось неприятное жужжание.
Тут нервное напряжение последних дней дало себя знать.
– Что ты врываешься черт знает в каком наряде, да еще с усами? – вспылил Лодыгин.
– Если нужно, я быстро их отклею, – заявил старший лейтенант.
Потом он вцепился в левый ус, потянул за него, поморщился от боли и с треском содрал маскировку, так раздражавшую начальника. На коже, загоревшей за дни командировки, остался белый треугольник.
