Женщина, рассмеявшись, подтолкнула ее через турникет в тайный мир, где нет ни законов, ни правил, и все безликие призраки бежали впереди нее к лесу, гонимые поднявшимся ветром. Потом хлынул дождь. Темно-коричневое небо, пронзенное молнией, распахнулось, и вода с шипением вонзалась в землю, отскакивая от нее пузырями. Папоротники превратились в деревья, деревья – в Гигантов. Все стремительно двигались в исступленном восторге, но ритм движения был сбивчивый и беспорядочный, некоторые клонились назад, засмотревшись на небо, другие ныряли в подлесок, где цеплялись и застревали, исхлестанные.
В мире, оставшемся позади (смеялась на бегу Дебора), это было бы наказанием, но здесь, в тайном мире, это – награда. Призраки, бежавшие рядом с нею, походили на волны. Они были соединены друг с другом, но сделались – каждый из них, и Дебора тоже, – частью той ночной силы, что создает и рыдание, и смех. Молния разветвлялась там, где они пожелают, и гром гремел, когда они взглядывали вверх, на небо.
Пруд ожил. Водяные лилии превратились в руки, воздевшие вверх ладони, а в дальней части пруда, обычно такой неподвижной под зеленой ряской, на поверхность поднимались пузыри, раздуваясь и множась под струями дождя. Все столпились у берега. Призраки склонялись и припадали к кромке воды, и женщина установила турникет посредине пруда, поманив их еще раз. В Деборе всколыхнулось остаточное представление о человеческих порядках, вызвав протест.
– Но мы ведь уже заплатили! – выкрикнула она и секундой позже вспомнила, что сама прошла бесплатно.
Может быть, нужно подтверждение? Может быть, тайный мир – это радуга, которая всегда отдаляется, всегда возникает над следующим холмом, когда вы уже поверили, что стоите под ней? Некогда думать. Призраки уже прошли. Молния белой вспышкой озарила старое мертвое дерево – чудовище в короне плюща, и оттого, что в его сочленениях больше не было упругости, оно не могло приветственно раскачиваться вместе с другими деревьями и папоротниками, а вынуждено было стоять недвижно, будто распятие.
– А теперь… а теперь… а теперь… – повторяла Дебора.
Торжество было в том, что она не боялась, она была полна такой безоглядной готовности… Она вбежала в пруд. Ее живые ноги ощущали ил, сломанные ветки и путаницу старых водорослей; вода поднялась до подмышек, до подбородка. Лилии цепко удерживали ее. Дождь слепил глаза. Женщины и турникета больше не было.
– Возьмите меня с собой! – крикнула девочка. – Не бросайте меня!
В сердце ее бушевало яростное разочарование. Они нарушили свое обещание. Они бросили ее в этом мире. Пруд, затягивавший ее в себя, был уже не источником тайны, а скоплением застойной, мутной, солоноватой воды, подернутой грязной пленкой.
4
– Дедушка говорит, что собирается огородить его, – сказал Роджер. – Это надо было сделать много лет назад. Поставить хорошую ограду – и никогда ничего не случится. Но сначала надо засыпать туда несколько тачек гальки. И это будет просто росяной пруд[32]. Росяные пруды не опасны.
Он смотрел на нее поверх спинки кровати. Статус его повысился: из них двоих теперь только он мог спускаться вниз, служить посредником, носителем добрых или дурных вестей. Деборе было предписано два дня оставаться в постели.
– Я думаю, к среде, – продолжал он, – ты уже сможешь играть в крикет. У тебя ведь ничего не болит. Люди, которые ходят во сне, просто немного не в своем уме.
– Я не ходила во сне, – возразила Дебора.
– Дедушка говорит – похоже, что ходила. Хорошо еще, что Заплатка его разбудил и он увидел, как ты идешь через лужайку…
И чтобы показать, что самое страшное уже позади, он сделал стойку на руках.
Со своей кровати Дебора видела небо. Оно выглядело тусклым и унылым. Это был летний день, переживший грозу. В комнату вошла Агнес с подносом, на котором стоял сладкий творог со сливками и орехами. Вид у нее был очень значительный.
– Ступай себе, – сказала она Роджеру. – Деборе не хочется с тобой разговаривать. Ей нужен покой.
Как ни странно, Роджер повиновался, и Агнес поставила тарелку на столик у кровати.
– Тебе, наверно, есть не хочется, – сказала она. – Неважно, можешь съесть попозже, когда захочешь. Болит? Это бывает по первому разу.
– Нет, – сказала Дебора.
То, что с ней произошло, было делом личным. Ее к этому подготовили в школе, и тем не менее потрясение оказалось сильно, такое не обсуждают с Агнес. Та немного помедлила на случай, если девочка захочет о чем-то спросить, но, видя, что вопросов не последует, повернулась и вышла из комнаты.
Дебора, опершись щекой на руку, смотрела в пустое небо. Тяжесть знания легла на нее – странная, глубокая печаль.
«Я туда больше не попаду, – думала она. – Я потеряла ключ».
Скрытый мир, как рябь на поверхности пруда, который скоро заполнят галькой и оградят, стал недосягаем вовеки.
Эрцгерцогиня
Перевод Н. Роговской
1
Ронда, крошечное государство на юге Европы, со дня своего основания была эрцгерцогством, но теперь уже многие годы это республика. Оковы монархического режима Ронда сбросила последней, и тамошняя запоздалая революция стала особенно кровавой. Переворот, в результате которого на смену привычному единовластию эрцгерцога (его род правил Рондой без малого семь веков) пришло просвещенное правительство Народного фронта, или Корпорация НФ, как его окрестили за умение совмещать интересы крупного капитала с коммунистическими лозунгами, без преувеличения потряс остальной западный мир. В свое время западный мир при первых признаках опасности забил тревогу и, не считаясь с расходами, собрал всех имевшихся в наличии монархов, посадил их на океанский лайнер и отправил в бессрочный круиз. Там они распрекрасно зажили вместе, предаваясь своим излюбленным занятиям – плели интриги и вступали в близкородственные браки, но права сходить с корабля на берег они лишились навсегда, дабы не сеять смуту среди народов Европы, получивших вожделенную свободу.
Почему же рондийская революция стала таким потрясением? Да потому что Ронда была не только черной овцой в передовой семье демократических держав, но и любимейшим местом отдыха туристов со всех концов света. Причины понять нетрудно. Сама миниатюрность этой страны делала ее не похожей ни на какую другую. При этом, несмотря на малые размеры, в ней было все, чего только можно пожелать. Единственная гора, Рондерхоф, поднималась на двенадцать тысяч футов, и совершить восхождение на вершину можно было со всех четырех сторон, а проложенные по склонам горнолыжные трассы не имели себе равных в Европе. Единственная река, Рондаквивир, была судоходна на всем протяжении, до самой столицы; ее низовья изобиловали живописными островками, каждый со своим пляжем и казино, и в теплое время года туристы валили туда толпами. Но главную достопримечательность Ронды составляли целебные воды.
