Снова налив себе из фляжки, отец проговорил с неохотой:
— Да нет, все было еще хуже, чем ты думаешь. Видишь ли, она сама хотела с ним уехать. Она все прекрасно рассчитала, черт бы ее побрал! Ты через год идешь в армию, со мной ей все равно уже не жизнь, а Гарри, как тебе отлично известно, — сплошная галантность и чуткость… Сам-то он, думаю, не собирался брать ее с собой. Для него их роман был попросту очередным любовным приключением — этаким удобным, приятным, семейным приключением, которое должно было кончиться вместе со всеми прочими его делами в Нью-Йорке… Но она… — тут отец налил себе в третий раз, и я подумал, до чего глупо будет попасться в руки полиции из-за того, что его засекут за рулем в нетрезвом виде, — …она, видимо, связывала с ним все свои надежды. У нее как бы не было другого выхода, понимаешь?
— Не знаю… — с сомнением протянул я. — Ведь судя по первому ее письму, она вроде бы смирилась с неизбежностью разлуки. Правда, во втором она писала другое, это верно…
— Вот так она всегда! — жестко сказал отец. — В вечных метаниях между трезвым взглядом на вещи и беспочвенными фантазиями. Думаю, в данном случае победила как раз фантазия. Скорее всего, она готовилась к отъезду одновременно с ним, но только делала это по-своему, выдерживая… — как это у тебя там сказано? — …выдерживая свой «стиль»: ничего не требуя, ни о чем не споря, просто действуя по своему собственному сценарию, как будто только так и следует поступать. Я уверен, что Гарри ее побаивался. На самом-то деле он ведь никогда не собирался с ней жить. Даже если ему и случилось что-нибудь невнятное ей пообещать, он наверняка об этом тут же пожалел. Ты только представь себе — мог бы он содержать ее в Майами-Бич на свои пенсионерские «доходы»? — Тут отец сухо рассмеялся. — Уверяю тебя, жизнь с ним стала бы для нее поскучнее жизни со мной…
Он будто ждал от меня какого-то опровержения. Но я молчал. Что тут можно было сказать? По крайней мере, в одном мать была права: что я, в самом деле, знал о том, как они жили — и каждый в отдельности, и оба вместе?!
— Ну, в общем, так, — помолчав, заговорил он снова, — не думаю, что она его шантажировала, он ведь человек достаточно умный, ему не нужно было дожидаться первых капель, чтобы убедиться в приближении потопа… В сентябре надо было освобождать квартиру, сворачивать дела — в общем, ему было просто необходимо как-то ее с себя стряхнуть, — а как прикажешь порвать с женщиной, которую боишься рассердить и которой так много известно? Вот он и придумал! Идея была простенькая, но эффективная: найти человека со знанием иврита, желательно — какого-нибудь бывшего израильского детектива-эмигранта, пустить его по ее следу, остановить в каком-нибудь укромном месте и втолковать, что она на мушке у Моссада, который к тому же угрожает прикончить и самого Гарри. Расчет был простой: зная ее склонность к самопожертвованию, напугать, что если она сама не прервет их связь, то не поздоровится ее «последнему умному любовнику» — уж ради него-то она наверняка согласится самоустраниться! — Отец горько усмехнулся. — Готов биться об заклад, что он даже сообщил детективу точное время, когда ее можно настичь без свидетелей. Конечно же по пути на очередное свидание с ним самим! Но кто мог предвидеть, что именно в тот вечер в машине окажешься ты, и вдобавок — в ее платье и парике?!
Часы у него на руке запищали. Откинув штору, он посмотрел в окно и спросил:
— Ты готов?
Я кивнул.
Он присел рядом со мной на краешек кровати.
— Ну вот, — заговорил он снова. — Когда этот план сорвался, Гарри, видимо, решил просто исключить ее из игры на несколько недель, пока не переберется во Флориду, — тогда и возникла вся эта история с брошюрой «Общества питания» и бесплатным круизом. Он ведь был там одним из директоров! Но тут опять вмешался ты: заявился в контору «Общества», стал приставать с расспросами, а во время родственного визита Гарри к нам домой — сунулся к нему со своими подозрениями… Она тоже, видимо, стала о чем-то догадываться: наверно, он пытался от нее улизнуть, не отвечал на звонки, увиливал от встреч, вот она и стала писать ему письма, а потом взяла и отсняла для него ночью очередные материалы, которых тот уже и не просил, и потом по собственной инициативе пригласила его связного забрать их из дупла… Он, думаю, здорово перетрусил — ведь от писем могли остаться черновики, копии, мало ли что? — и послал к нам в дом своего человека, чтобы отыскать и забрать все, что могло ему угрожать. Но ты и его ухитрился спугнуть невзначай…
— А пилюли? — спросил я.
— Еще одна попытка сплавить ее на пару недель — если не в круиз, так хотя бы в больницу. Но из-за тебя пилюли попали к тетке, и в больницу легла она. Одним словом, ты ухитрился стать главным препятствием, к тому же совершенно непредсказуемым и неуправляемым, поэтому тебя было попросту необходимо нейтрализовать. Помнишь, как ты провожал меня в аэропорт и этот твой «блондин» оказался там же?! А потом еще Деби наткнулась на него в саду! Это тебя он там караулил…
— Меня?!
— Думаю, Гарри опасался, что ты выкинешь еще какую-нибудь штуку. Конечно, ты сам ему почти все рассказал у него дома, даже намекнул, что подозреваешь меня…
— Но это должно было его успокоить!
— Вполне возможно. Но ведь он мог опасаться, что мать в минуту отчаянья или слабости выложит тебе всю правду. Поэтому важно было сделать так, чтобы вы с ней в этот день уже не встретились. Ее планы были известны ему заранее, поэтому он велел сыщику следить за тобой. — Отец ехидно улыбнулся. — Ты так трогательно просился к Гарри переночевать, даже не догадываясь, что мать в это время сидит у него, обсуждая предстоящую разлуку…
— Откуда ты знаешь, что они обсуждали?
— Вычислил… Не забывай, мы с ней уже двадцать лет вместе. На протяжении этого времени мы несколько раз собирались расстаться. И всякий раз она требовала, чтобы я непременно вернул все ее письма. Увидев, как блондин бросил ей конверт с ее письмами к Гарри, я сразу все понял. Гарри сказал ей, что они должны расстаться — не знаю уж, в какой форме он ей это сумел объяснить, — а та потребовала, чтобы он вернул письма. Он, понятно, решил, что это мизерная плата за свободу, но на всякий случай ему лучше расплатиться поближе к своему отъезду, и потому обещал принести их в темпл. Он поручил это детективу, в качестве последнего задания. Ему и в голову не приходило, что ты снова спутаешь все карты… Теперь-то Гарри наверняка ест себя поедом, что не позволил тебя сразу арестовать…
— Но почему?
— Кто его знает? — Отец пожал плечами. — Может, он тебя и в самом деле любит. А может, просто хотел первым завладеть информацией, которой ты располагаешь.
— И поэтому попросил меня все записать?
Отец кивнул.
Да, не устрой я эту заваруху в темпле, все могло окончиться совсем иначе…
— Ты огорчен? — спросил я, беря его за руку. — Ты предпочел бы, чтоб я сидел тихо, не мутя и без того мутную воду; чтобы Гарри спокойно уехал во Флориду и все завершилось бы само собой?