Перечитала еще раз – ей стало больно при мысли о том, что мама стала теперь посредником между ней и папой, словно Швейцария; еще представила, как Джойс выстояла многочасовую очередь за парашютным шелком, как шила платье на швейной машинке «Зингер», которой так гордилась. Скиапарелли с Помрой-стрит. Сабе захотелось, чтобы мама сшила что-нибудь красивое и себе. Платье она так и не получила, а если бы это и случилось, Саба все равно не стала бы его носить. Ну, разве что из сентиментальности надела бы его разок. Она с ужасом подумала, как все переменилось за кратчайший срок – даже то, что хотелось бы оставить без изменений. Теперь она мечтала лишь об одном – чтобы все остались живы и чтобы мама жила нормально и без нее – неужели это так ужасно? Она вздохнула и посмотрела в окно. Да, она оказалась никудышной дочерью.
Теперь другое письмо. Из сумки торчал конверт цвета буйволиной кожи, темно-желтый. Она поддела ногтем клапан и наполовину открыла его, когда перед ней снова появился Вилли. Рубашку хаки он сменил на полосатую пижамную куртку сомнительной свежести.
– Ничего, если я чуточку посижу с тобой? – Он тяжело плюхнулся на соседнее кресло. – Прости за то, что разбудил, но я испекся. Вижу, что ты потеряла свою подружку. – Он махнул рукой на крепко спящую Арлетту.
– Да, но… Я только что прочла первое письмо и вот думаю… – Она показала ему второй конверт, надеясь, что он поймет ее намек. Но Вилли не отличался чуткостью к таким вещам.
– Я слышал, что у вас случился большой конфликт. – Он показал на Янину, сидевшую возле водителя с высоко поднятой головой, будто удивленный страус, и придвинул к Сабе лицо так близко, что торчавшие из его ушей волосы защекотали ее подбородок.
– Эта заносчивая мадам нуждается во внимании, – шепнул он, – если ты понимаешь, на что я намекаю. Один из акробатов, кажется, Лев, сказал, что он этим займется. Молодец.
– Вилли! – Саба нахмурилась. – Это нехорошо.
– Это поможет ей танцевать, да и для здоровья тоже полезно. Арлетта чуть не осталась без волос, это ведь ужас какой-то. – Вилли обхватил свою лысую голову и пожал плечами. – По-моему, она чуть не сошла с ума. – Он хрипло засмеялся, взглянул на Арлетту и вздохнул. – Она ведь очень тонкая натура.
– Надеюсь, они помирятся, – сказала Саба. – Так скучно, когда они не разговаривают.
– Арлетта золото, – сказал Вилли. – Она справится с такой ситуацией. Если люди не могут ладить друг с другом, это плохо для компании, – убежденно добавил он и вытер взмокшее лицо. – Мы должны быть сплоченными. Никто не знает, что подстерегает нас за ближайшим поворотом, правда, девочка моя?
– Верно, Вилли, ничего-то мы не знаем, – подтвердила Саба. Они замолчали. Внезапно водитель резко вывернул руль, чтобы не врезаться в верблюдов, переходивших дорогу. Египтяне, гнавшие животных, равнодушно смотрели на автобус. На их покрытых пылью бесстрастных лицах тускло мерцали черные глаза. Горячий воздух дрожал над бескрайними песчаными просторами. – Конечно, мы больше не будем ссориться. Спасибо, что ты сказал мне об этом.
Когда Вилли поплелся на свое место, она снова достала из сумки второй конверт. Жара в автобусе теперь зашкаливала. Первая строчка письма расплылась под потной ладонью Сабы.
«…гая …аба». – Проклятье! Бдительный цензор так постарался, что письмо обрело сходство с карнавальной бумажной гирляндой. Саба даже не смогла прочесть дату. Она приложила тонкую аэрограмму к стеклу и при ярчайшем свете дня разобрала часть надписи наверху письма: …юль …42. Над числом зияла очередная дыра – вероятно, на месте адреса. Его адреса или это лишь ее фантазии? Тем не менее частица ее души загорелась, когда она подробнее рассмотрела письмо. Теперь Саба даже сердилась на себя за то, что испытала такое разочарование и досаду. С чего бы ему понадобилось писать ей сейчас?
Им раздали еду в картонных коробках: сэндвичи с говядиной и теплую воду, а еще почерневшие и подкисшие бананы. После еды, спасаясь от жары, все снова пытались дремать, а когда Саба проснулась, пыль рассеялась и до горизонта, словно бескрайнее море, простирались новые пески. При определенной склонности к фантазии от такого обилия песка их маленький автобус мог показаться пушинкой, которую гонял озорной ветер, а вся их поездка бессмыслицей на фоне вечной пустыни.
Фернес встал с места и стал рассказывать им о том, что их ожидало в ближайшие дни. По его лицу лился градом пот, в уголках губ засохла слюна. Он сообщил, что их будут перебрасывать с места на место; они выступят с концертами в госпиталях, на авиабазах и в других подразделениях на территории, которую он неопределенно назвал зоной Канала. После этого они двинутся на запад, вслед за Восьмой армией. Некоторые из подразделений будут секретными или слишком мелкими, чтобы иметь название. Арлетта шепнула Сабе, что часто им не говорили, где они находились. Особенно если рядом шли боевые действия.
Когда Фернес замолчал и сел на место, Саба улеглась на двух креслах, ощущая боками и спиной все неровности дороги. Ей вспомнился Дом и тот восхитительный и обидный вечер в клубе «Кавур». Она злилась на себя, что до сих пор не может это забыть, но тот вечер, его неудачное завершение застряли в ее памяти словно фрагменты разрозненного пазла, который ей хотелось собрать.
Она вспоминала его ласковую руку, обхватившую ее ступню, когда проклятые туфли натерли ей водяную мозоль. Он растирал ей пальцы ног, и хотя она была страшно смущена и боялась, что после прослушивания и танца от ее ног пахнет потом, ей хотелось замурлыкать от удовольствия – такой неожиданной и поразительно интимной была та сцена. Мокрый асфальт, Дом на коленях, его карие глаза, смотревшие на нее из-под пряди темных волос, а в глазах безграничная нежность… Казалось, тот эпизод разгладил все острые углы нелегкого дня, и Саба была готова ему поверить…
Но потом все рухнуло. Саба ясно видела, как он поцеловал ту девицу. Они долго и горячо о чем-то говорили, как это бывает у влюбленных, и, глядя на них, она подумала, что ее безнадежно подвело собственное чутье. Она обиделась на него и рассердилась на себя за то, что позволила ему испортить такой замечательный день….
Боже мой! Она проснулась в ярости, тяжело дыша и страдая от невыносимой жажды, потому что уже выпила свою пинту тепловатой воды с химическим привкусом. Пот тек по ее груди и спине. Автобус прыгал по выбоинам. Открыв глаза, она увидела лишь все тот же песок и костлявую козу, объедавшую колючий куст. Испугавшись треска автобуса, коза куда-то убежала.
– Можно присесть? – Мускулистые бедра опустились на пустое кресло рядом с ней. Это был Богуслав, акробат.
Бога, Боггерс, Бога Браш – он отзывался на все эти имена – принес щекочущую нервы новость. Пока она спала, планы начальства переменились. Нынешним вечером, вместо планировавшегося небольшого концерта, они будут выступать перед тысячей военных – личным составом Королевских ВВС и медиками в транзитном лагере в Абу-Суэйре. Переносная сцена, реквизит, фортепиано и костюмы уже на месте.
– Слава богу, никто там и не рассчитывал на приезд большой труппы и на большое шоу, – сказал Богуслав. Действительно, ведь Макс Бэгли не делал секрета из того, что артисты мало репетировали и надеялись на день отдыха перед выступлением.