– «Йаба», – крикнул Курц. – Почему вы занялись «йабой»?
– Ее присылали Триады! – проорал в ответ Малькольм. – Мы ее продавали здесь. Я получал десять процентов. Боже-всемогущий-господи-Иисусе, Курц!
– А девяносто процентов семье Фарино через адвоката?! – прокричал Курц, перекрывая рев воды.
– Да. Пожалуйста, мальчик мой… Господи Иисусе! Пожалуйста, я уже не чувствую ног. Здесь так холодно, мать твою… Я отдам тебе все деньги…
– А вы поставляли Триадам оружие, захваченное во время нападения на арсенал? – продолжал Курц.
– Что? А? Пожалуйста…
– Оружие, – повторил Курц. – Триады переправляли вам «йабу». А вы отсылали обратно в Ванкувер оружие?
– Да, да… Твою мать!..
Малькольму удалось вцепиться в лед, но течение увлекло его под воду. Курц потянул что есть силы, и бритая голова Малькольма снова вынырнула на поверхность. Подбородок и шея верзилы покрылись ледяной пленкой.
– Как вы убили бухгалтера? – крикнул Курц. – Бьюэлла Ричардсона?
– Кого?! – взвыл Малькольм, клацая зубами.
Курц вытравил фута три. Малькольм тщетно пытался удержаться за обледенелый берег. Его голова снова ушла под воду. Вынырнув, он принялся отфыркиваться.
– Потрошитель! Перерезал ему глотку.
– Почему?
– Так сказал Майлз.
– Почему?
– Ричардсон узнал про деньги Фарино, которые отмывал Майлз – о-ЧЧЧЕРТ!
Течение оттащило Малькольма еще фута на три к краю водопада.
– Ричардсон захотел иметь свою долю?! – крикнул Курц.
Малькольм был слишком занят тем, что смотрел на ревущее преддверие бездны, и ответил не сразу. Верзила лихорадочно клацал зубами. Он посмотрел на Курца.
– Твою мать, Курц, ты все равно меня убьешь! – крикнул Малькольм.
Курц пожал плечами. Бечевка больно врезалась ему в руки.
– Все-таки есть надежда, что я оставлю тебя жить. Расскажи мне все, что ты знаешь о…
Внезапно в руках Малькольма сверкнуло короткое лезвие. Он начал перерезать бечевку.
– Нет! – крикнул Курц, торопясь вытащить его на берег.
Перерезав бечевку, Малькольм бросил нож и начал грести что есть сил. Он был сильным, крепким мужчиной, наполненным адреналином, и секунд десять казалось, что ему удается плыть против бешеного течения – в направлении точки футах в пятнадцати-двадцати выше Курца, где он мог бы схватиться за обледеневшие перила.
Но река быстро опомнилась, и Малькольма отнесло назад, словно он получил пощечину от невидимой руки господа. С быстротой нападения акулы он оказался на бело-голубом гребне и полетел вниз – водопад будто проглотил его. Последним, что увидел Курц, был Малькольм, размахивающий руками в воздухе, безумно усмехающийся, со сверкающим в голубовато-белом свечении бриллиантовым зубом.
И вдруг в реке больше никого не осталось.
Курц снял петлю с онемевшей руки и швырнул бечевку в реку. Он задержался лишь на одно мгновение, вслушиваясь в рев воды в ночной темноте.
– А надежда все-таки была, – тихо произнес он и пошел обратно.
ГЛАВА 35
Арлена проснулась как обычно – незадолго до того, как серая буффальская ночь посветлеет, становясь серым буффальским днем, – и успела прочитать за чашкой кофе половину утренней газеты, когда вдруг выглянула из окна на кухне и увидела, что ее «Бьюик» стоит перед домом.
Она вышла на улицу в халате. Машина была заперта, ключи от нее лежали в почтовом ящике. Курца нигде не было видно.
Оставив машину на стоянке и войдя в подвальное помещение со стороны переулка, Арлена обнаружила на своем пустом столе белый конверт. Три тысячи долларов наличными. Жалованье за ноябрь.
Джо вошел через черный вход около полудня. У него была новая стильная прическа. Он был гладко выбрит, и от него едва уловимо пахло дорогим одеколоном. На нем был серый двубортный костюм от Перри Эллис, белая рубашка, строгий консервативный галстук, зеленый с золотым узором, и модные, начищенные до блеска коричневые ботинки. Джо всегда предпочитал серые костюмы и коричневые ботинки – любимое сочетание принца Уэльского.
– Кто-то умер и оставил тебе наследство? – спросила Арлена.
Курц улыбнулся:
– Можно сказать и так.
– Как ты сегодня утром добрался до города от моего дома?
– Есть такая штуковина под названием такси, – сказал Курц.
– В Чиктоваге их встречаешь нечасто, – заметила Арлена. – В этом районе живут те, кто предпочитает ездить на автобусе.
– Мало ли что встречается в Чиктоваге нечасто. Так или иначе, сейчас я приехал сюда на своей машине.
Арлена подняла подведенные карандашом брови.
– Приехал на своей машине? Когда ты успел ею обзавестись?
– Так, приобрел по случаю, – небрежно бросил Курц. – «Вольво-Седан» 88-го года выпуска, купил в Амхерсте у старьевщика Чарли. Но самое главное, она ездит.
Арлена не смогла сдержать улыбку:
– Никогда не могла понять твою страсть к «Вольво».
– Они безопасные, – сказал Курц.
– В отличие от всего остального в твоей жизни.
Курц скорчил гримасу:
– Они одинаковые. И вездесущие. Никто не обратит внимания на преследующую «Вольво». Они, как китайцы: все похожи одна на другую.
С этим Арлена не могла поспорить. Она молча смотрела на то, как Курц аккуратно снял пиджак и брюки, повесил их на плечиках на вешалку, отпустил галстук и лег на диван у стены.
– Разбуди меня часика в три, хорошо? – сказал он. – В четыре у меня важная деловая встреча.
Курц сложил руки на груди. Через минуту он уже тихо посапывал.
Арлена старалась как можно тише стучать по клавиатуре и открывать ящики стола, чтобы не разбудить Джо, но он спал крепко. Она знала, что ей не придется его будить – Курц всегда просыпался точно тогда, когда ему было нужно. И действительно, за несколько минут до трех он открыл глаза и огляделся вокруг. В первые же мгновения после пробуждения его взгляд был осмысленным, что не переставало поражать Арлену.
Курц быстро оделся, расправил пиджак, застегнул воротник рубашки и проверил, что галстук завязан ровным узлом и из рукавов чуть выступают манжеты.
– Тебе еще нужна фетровая шляпа, – заметила Арлена, когда Джо направился к двери черного входа с ключами от машины в руке.
Она не стала расспрашивать его о предстоящей деловой встрече, а сам он предпочел ничего ей не рассказывать. По опыту Арлена знала, что это может быть что угодно, начиная от такой безобидной вещи, как обращение в банк за кредитом, и до чего-то такого, откуда Джо мог вообще не вернуться. Арлена никогда ни о чем не спрашивала. Курц почти никогда ни о чем не рассказывал.
