– Нет, не согласна. Но при этом понимает, что пока у меня связаны руки.
– Не ждите слишком долго, Мэдди. Он того и гляди на вас накинется. Ему может стать мало морального тиранства. Вдруг он поднимет ставки?
– Доктор Флауэрс опасается, что он отпустит тормоза, если я стану более независимой.
– Тогда зачем тянуть? Какой смысл рисковать, навлекать на себя опасность? Нет, Мэдди, вам надо поспешить.
Не удивительно, что красавице, умнице, сделавшей блестящую карьеру Мэдди позавидовала бы сейчас любая американка, многое отдавшая бы за возможность занять ее место. В глазах окружающих она олицетворяла независимость, и не зря: у нее были силы, чтобы вырваться из капкана. Одного не знали люди – сама Мэдди не пожелала бы никому оказаться сейчас на своем месте. Жестокое обращение – вещь деликатная, как бы странно это ни звучало. И Джек быстро учился. Он выстраивал вокруг жены непробиваемую стену, заражал ее чувством вины и страха, связывал по рукам и ногам, чтобы не дать уйти, хотя никто вокруг не сомневался, что ей ничего не стоит сделать это. Собственная жизнь казалась теперь Мэдди замедленным кино, но при всем старании ей не удавалось ускорить ритм. Ее не покидало чувство, что она обязана Джеку жизнью. Билл, наблюдая за новой подругой, боялся, что Джек способен перейти от морального насилия к физическому, особенно если утратит возможность контролировать жену. Даже она поняла, к чему все идет, просто была еще слишком напугана, чтобы что-то предпринять. Чтобы набраться храбрости и бежать от Бобби Джо, ей потребовалось восемь лет. Биллу оставалось только надеяться, что в этот раз все решится быстрее.
– Обещайте звонить мне в Вайнъярд, Мэдди. Иначе я не успокоюсь! – Он не преувеличивал, в последнее время Мэдди не выходила у него из головы; такого он не ожидал и пока еще не мог себе объяснить. Он продолжал горевать по погибшей жене, был даже одержим ею, ведь он только-только закончил книгу о ней. Но в последнее время его все чаще отвлекали от траура мысли о Мэдди, обычно радостные. – Я позвоню вам на работу. – Звонить ей домой он побаивался – не хотел добавлять к богатому пыточному арсеналу Джека еще и ревность.
– Обещаю звонить. Не беспокойтесь, со мной ничего не случится. У меня масса дел. Возможно, мы отправимся на несколько дней в Виргинию. Хорошо бы взять с собой Лиззи, но, думаю, Джек не позволит.
– Я бы предпочел, чтобы вы уехали отсюда, – хмуро сказал Билл.
Личной заинтересованности в этом у него не было, их отношения никак нельзя было назвать романом. Но, наблюдая ее страдания, он чувствовал себя беспомощным и от этого испытывал злость и отчаяние. Иногда ситуация напоминала Биллу о бесконечных месяцах, пока его жену удерживали заложницей. Он ежеминутно ждал новостей и был почти сломлен своим вынужденным бессилием. Именно это и подтолкнуло его в итоге к тому, чтобы начать действовать самостоятельно. Своим отчаянием он убил Маргарет, во всяком случае, так он думал. В каком-то смысле нынешняя история с Мэдди выглядела до боли похожей на ту.
– Я хочу, чтобы вы были крайне осторожны, – сказал Билл на прощание, проводив Мэдди к машине, стоявшей у ресторана. – Старайтесь избегать опасных ситуаций. Наверное, сейчас не время конфликтовать с Джеком. Вы ничего не должны доказывать, Мэдди. Вам не нужно добиваться от него согласия. Ваша задача – уйти, когда вы будете к этому готовы. Он вас не освободит, вам придется освободиться самой и бежать от него во весь опор до самой границы.
– Я знаю. Когда бросила Бобби Джо, я оставила на столе обручальное кольцо и в буквальном смысле пустилась наутек. Ему понадобились месяцы, чтобы разузнать, куда я подевалась, а к тому времени мы уже были с Джеком. В первые месяцы работы на канале моей охране позавидовал бы сам папа римский!
– Вполне возможно, вам придется повторить этот подвиг еще раз. – Стоя рядом с Мэдди у машины, Билл жадно в нее вглядывался. – Не хочу, чтобы Джек делал вам больно. – У него чуть не вырвалось «или убил вас», но он успел прикусить язык, хотя считал, что Хантер на это способен: это человек без морали и без души. Билл уже повесил на него ярлык социопата, напрочь лишенного совести. – Берегите себя! – Вспомнив про ее дочь, Билл улыбнулся. – Мама… Мне нравится думать о вас как о матери. Вам это к лицу.
– Мне тоже нравится. Это так здорово! – Мэдди радостно рассмеялась.
– Наслаждайтесь заслуженным счастьем. – Он тепло обнял ее и остался стоять на обочине, провожая взглядом машину.
Через два часа ей доставили огромный букет бледно-розовых цветов с красными воздушными шариками, красным плюшевым мишкой и запиской на открытке: «Поздравляю с новой дочерью! С любовью, Билл». Мэдди спрятала открытку в ящик стола и стала любоваться цветами. Как мило с его стороны! Она была растрогана и позвонила Биллу, чтобы поблагодарить, но он еще не вернулся, поэтому она оставила на автоответчике сообщение с благодарностью и восторгами по поводу букета.
Мэдди все еще улыбалась, глядя на цветы и вспоминая ланч с Биллом, когда час спустя к ней заглянул Джек.
– Что за детский сад? – фыркнул он, указав на шарики и мишку. Его гримаса не предвещала ничего хорошего.
– Невинная шутка, ничего особенного.
– Не морочь мне голову! Кто это прислал? – Джек поискал открытку и не нашел. Мэдди лихорадочно соображала, от кого бы мог быть букет.
– Мой психотерапевт. – Выдвинув эту версию, поняла, что совершила ошибку: она посещала такого специалиста несколько лет назад, потом Джек положил этому конец. Он усмотрел в сеансах угрозу для себя и убеждал жену, что специалист – шарлатан. Ей было проще перестать ходить к нему, чем воевать с Джеком. Теперь понятно, что все это входило в его план, цель которого – полностью ее изолировать.
– Опять ты за старое? С каких пор?
– Она просто добрая знакомая из комиссии против жестокого обращения с женщинами.
– Избавь меня от этой чепухи! Кто она такая? Очередная феминистка-лесбиянка?
– Ей скоро восемьдесят, у нее куча внуков. Очень интересная женщина!
– Могу себе представить! Наверное, в глубоком маразме? Учти, Мэдди, станешь болтать направо и налево – скоро прочтешь о себе в таблоидах. Надеюсь, тебе понравится, потому что в тот же день ты вылетишь с работы. На твоем месте я бы заткнулся. И передай этой маленькой стерве из Мемфиса, чтобы не смела трепать языком, не то я засужу ее за клевету.
– Объявить себя моей дочерью – не значит оклеветать, – процедила Мэдди, стараясь казаться спокойной. – Это значит сказать правду. У нее есть на это право. Но она все равно обещала молчать. И не называй ее стервой, Джек, она моя дочь. – Это было сказано четко и вежливо. Он уставился на жену со злобным видом.
– Не учи, что мне делать, Мэдди. Не забывай, что принадлежишь мне с потрохами.
Она уже готовилась ответить ему, но тут вошла ее секретарь, и разговор закончился. Джек сказал главное: Мэдди – его собственность. Целых девять лет она не спорила с этой его уверенностью, потому что думала так же. Но теперь этому пришел конец. Для действий она еще не набралась смелости, но по крайней мере в ее голове уже прояснилось.
