Шокированный этим окончательным приговором, он поговорил с сестрой этой женщины, которая сочувствовала ему, и она подтвердила: да, безусловно, причинами задержки менструации могли быть эмоциональные потрясения. Тогда Тьютен еще не был ученым. Он лишь оканчивал университет и до последнего момента был полон решимости стать дизайнером мебели.
Однако он вернулся к учебе благодаря книгам, которые дали ему друзья. Авторами книг были логик и философ Бертран Рассел и голландский экспериментальный психолог Йоханнес Линшотен. Тьютен пытался анализировать: если разрыв отношений сделал свободным тело его подруги настолько, что оно начало кровоточить, почему это произошло в пределах 24–48 часов?
«Почему, – думал он, – она пропустила последнюю овуляцию? Ее матка не должна была выдать за день-два то, что обычно занимает полмесяца. Правда, возможно, что в обоих случаях она решила закончить их отношения за две недели до того, как объявила ему об этом, но она не говорила ничего подобного. Я, как всегда, стоял под душем и думал, думал…» – он начал выстраивать логические построения своей подруги в обратном порядке.
Этот интерес можно было сравнить с неожиданным откровением, вспышкой, но постепенно он стал обретать твердый фундамент. Тьютен продирался сквозь дебри неясных записей, изучая все, что хотя бы мимолетно было связано с той областью. «Я немного зациклен. Но мне совершенно необходимо разобраться в своей личной жизни, создать теорию, некий инструмент, обрести контроль над ситуацией».
Его подруга была бегуньей, вегетарианкой, человеком, постоянно сидящим на диетах. Это прямой путь к аменорее и прекращению менструального цикла, но в то время об этом мало кто знал. Ее режим вызвал истощение гормональной системы и задержал восстановление ее цикла после того, как она прекратила принимать таблетки. Тьютен был совершенно уверен в этом. Когда мы разговаривали в кафе, он сказал, что это также изменило ее эмоциональную жизнь. Этот отстраненный и профессиональный термин «эмоциональная жизнь» вступал в противоречие с выражением его лица, его голосом. Даже тридцать лет спустя он был задумчив и одинок. Долгое время страдая от аменореи, разрушающей ее гормональную систему и биохимию ее мозга, она потеряла желание к нему. А с желанием ушла и любовь. Но после того как она перестала принимать таблетки и, возможно даже незаметно для себя, сократила беговые нагрузки и уменьшила суровость диеты, организм снова поднял уровень гормонов, и овуляция восстановилась. В мозгу возродились молекулы эроса. К сожалению, это все же не восстановило ее эмоций по отношению к нему. Вместо этого ее возродившееся сексуальное желание перекинулось на других мужчин. «Биология изменила ее эмоции по отношению ко мне», – Тьютен снова использовал научные термины. Она решила порвать их связь, вырваться на волю. Внезапный перепад ее гормонов на молекулярном уровне стоил ему любви всей его жизни. И удивительное совпадение: в обоих случаях ей потребовалось приблизительно две недели, чтобы принять окончательное решение. Его подруга неправильно интерпретировала произошедшее: не психологическая сфера управляла гормональной – скорее биохимия определила судьбу страсти и любви, именно она разрушила все.
Рассуждения Тьютена привели к написанию и опубликованию его первой научной работы (он сказал, что статья была посвящена попытке понять взаимосвязь причины и следствия, в ней не было ничего о его личной драме). В то время он работал над диссертацией на соискание степени доктора философии, изучал биохимический вихрь, приводящий девушек к анорексии, исследовал область секса. Среди множества интересовавших его вопросов было два, которые в итоге привели к его нынешнему изобретению. Одним из них было влияние химии на психику, а вторым – синхронизация, расчет времени. В основе его собственной трагедии лежала определенная молекулярная история, у нее была своя биохимическая хронология.
Он снова пересмотрел все те факторы, которые приводят девушек к анорексии. Прожив некоторое время с другой подругой, он провел исследование молекулярных взаимосвязей, которые у одних женщин вызывают сильный предменструальный синдром с потерей серотонина, а у других – вспышки страсти. Позже он занялся определением точного времени между введением дозы тестостерона и всплеском желания у женщин, являющегося откликом на увеличение уровня этого гормона. А затем начал размышлять над синхронизацией ритма уровня серотонина и составом препаратов, которые временно подавляют этот нейромедиатор.
Почему некоторые женщины более склонны, чем другие, испытывать желание по отношению к своим долгосрочным партнерам, несмотря на то, что привычка и прочные обязательства погасили искру страсти?
Почему некоторые женщины более склонны, чем другие, испытывать желание по отношению к своим долгосрочным партнерам, несмотря на то, что привычка и прочные обязательства погасили искру страсти? Почему одни лучше ощущали это слабое пламя, а другие – хуже? Почему некоторые были способны гореть десятилетиями, оставаясь пленниками своей привязанности? Измерения уровня переносимого в крови гормона не могли служить надежной основой для выводов, но Тьютен и его эксперты из ЕВ исследовали, насколько эффективно клетки головного мозга женщины были способны провести молекулу тестостерона внутрь клетки, чтобы гормон мог выполнить свою работу, выделяя химические соединения, запускающие эротический процесс. Если молекулярные рецепторы не слишком чувствительны, то множество свободного тестостерона выводится из игры. Восприимчивые же рецепторы могут помочь женщине добиться многого и при минимальном количестве тестостерона. Размышляя над созданием своих препаратов, Тьютен отталкивался и от генетического кодирования, которое могло помочь определить тип рецепторов. Для получения генетического кода и оценки рецепторов каждой женщины можно было использовать кровь. Это заставило ЕВ заглянуть в молекулярные компоненты сексуальной составляющей души каждой женщины.
Другой метод оценки системы распространения тестостерона, ее способности провоцировать производство дофамина опирался на нечто более материальное, чем генетический код. В нем измерялись второй и четвертый пальцы обеих рук женщины и вычислялось соотношение между указательным и безымянным пальцами. Когда у Венди впервые брали интервью, ее и других испытуемых попросили поместить руки на компьютерный сканер. Затем эти изображения были отосланы в EВ.
Тьютен основывался на недавно полученных в опытах с людьми и крысами доказательствах, что различие по длине между этими двумя пальцами являлось отражением того, насколько восприимчивы клетки человека к тестостерону как в мозгу, так и в костях.
Следующей была система передачи серотонина, размещенная в передней части мозга, – нейронная сеть, которая может отвергнуть дофамин. Именно здесь отфильтровываются стимулы и формируются убеждения, именно этот участок мозга ответствен за то, что мы остаемся хладнокровными, рациональными, организованными. Чтобы понять пути распространения серотонина, Тьютен с помощью флуоресцентной краски и наэлектризованного геля изучил генетический сценарий.
Это все, что можно было сделать с врожденными свойствами человека. Затем Тьютен, как можно более полно, присоединил к врожденному то, что было привнесено воспитанием. Он знал, насколько велика степень влияния социума на движение серотонина и дофамина, на их соотношение, на то, как они взаимодействуют или конкурируют. Серотонин мог или усилить сексуальное влечение, или вмешаться и подавить эрос. Тьютен знал, что эти нейронные сети могут быть закреплены или подавлены культурой, диктуемой социумом. Чтобы измерить это влияние, он использовал серию вопросов о возбуждении, оргазме и частоте мастурбации. Сочетание ответов на эти вопросы достаточно убедительно сообщало о силе запрета. Тьютен создал из ответов женщины, равно как из данных ее генетического кода и соотношения пальцев уравнение, алгоритм. В уравнении было использовано одиннадцать параметров. Таким образом, Тьютен собрал воедино все данные об эротической неврологии женщины.
