За несколько недель, проведенных в горах, мы все окрепли и загорели, и даже Бетти немного поправилась. После целого дня на свежем воздухе у нее разыгрывался аппетит, и она соглашалась поесть простой пищи: супа с картофельными клецками, немецкой белой колбасы со сладкой горчицей, тушенной в уксусе капусты и кислого творога. Что же до синьора Ланца, то он стал совершенно другим человеком и клялся провести в Баварии остаток жизни. Он героически держал себя в руках: почти не притрагивался к местному пиву и соблюдал суровую диету, которую прописал врач. После приезда Косты Марио стал каждый день репетировать и был совершенно готов вернуться к работе. С какой же радостью мы снова услышали этот голос – повеселевший, сильный и выразительный.
Мы все покидали Вальхензее счастливыми людьми. Марио сбросил сорок фунтов и больше не опирался при ходьбе на трость, Бетти не могла нарадоваться на его выздоровление и тоже чувствовала себя лучше.
Что до меня, то я теперь была более уверена в Пепе и своих чувствах к нему.
When You’re In Love[43]
Когда Бетти догадалась, в чем дело, то стала постоянно выдумывать предлоги, чтобы послать меня на кухню к Пепе: в самое неожиданное время дня просила принести чашку чаю, стакан холодной кока-колы или чего-нибудь перекусить. Она была в восторге от того, что у нее в доме зародилась любовь, и подтрунивала надо мной, пока я не заливалась краской.
– А я-то думаю, почему это у нашего повара резко улучшилось настроение, – насмешливо говорила она. – Давно надо было послать вас обоих в Баварию!
Я стеснялась других слуг и старалась ничем себя не выдать. Мама и сестры тоже ничего не знали. Отношения с Пепе были для меня чем-то новым и неизведанным, и я предпочитала держать их в тайне.
Но от Бетти невозможно было ничего скрыть – она все поняла в первый же день. Когда мы с Пепе вернулись с озера, она сразу заметила, как покраснели у меня губы, и только улыбалась в ответ на мои попытки придумать себе оправдание.
– Обветрились? Обгорели на солнце? Сомневаюсь, что тут виновата погода.
К тому времени мы с Бетти очень сблизились. Я была с ней и в самые тяжелые минуты, когда она сжималась в комочек и забивалась под одеяло, и в минуты триумфа. Она относилась ко мне, как к подружке или младшей сестре, часто повторяла, что не смогла бы без меня обойтись, и дарила мне разные мелочи – заколки с искусственными бриллиантами или помаду, которая не подошла ей по цвету. Временами Бетти делилась со мной теми житейскими мудростями, которым научила ее жизнь и которые могли мне пригодиться.
Я не всегда понимала важность ее слов, однако один разговор запомнился мне на всю жизнь.
Мы ехали к портнихе: фигура Бетти очень сильно изменилась, и ей снова требовалось кое-что перешить. Она сидела, отвернувшись к окну, и любовалась видами Рима, погруженная в собственные мысли, и вдруг повернулась ко мне.
– Серафина, можно задать вам один вопрос?
– Да, конечно.
– Вы полностью уверены в этом вашем поваре? По-моему, у него довольно трудный характер.
– Да уж, с ним непросто, – согласилась я.
Бетти задумчиво посмотрела на меня:
– Одно дело – полюбить такого мужчину, и совсем другое – прожить с ним жизнь.
– Иногда будет трудно, знаю…
– Нет, не знаете – пока… – перебила Бетти. – Ничего вы не знаете…
Я отвернулась и уставилась в окно.
– Совершенных людей не бывает, правда? – сказала я.
– Правда, – согласилась Бетти.
– И потом, есть мужчины настолько же замечательные, насколько и трудные. Разве не стоят они наших страданий?
– Может, и так… если вы по-настоящему любите друг друга. – Бетти легко дотронулась до моей руки. – И если понимаете, на что идете.
В тот день она больше не заговаривала о Пепе. Машина затормозила у края тротуара, и следующие часа два портниха, держа во рту булавки и цокая языком, подгоняла костюмы Бетти по фигуре. Потом они беседовали о том, что будут носить в следующем сезоне, и пили эспрессо, который принес на серебряном подносе официант из соседнего кафе.
В салоне было душно, и мне не терпелось уйти, но Бетти объявила, что ей нужно еще кое-что.
– Вечернее платье, очень элегантное. – Она достала из сумочки несколько вырезанных из журналов фотографий. – У моего мужа скоро премьера, и ради него я обязана хорошо выглядеть на красной ковровой дорожке. Платье должно быть совершенно особенное – что-нибудь блестящее и непременно в пол, чтобы надеть с ним длинные белые перчатки и бриллиантовое колье, которое недавно подарил мне муж.
– Такое платье обойдется недешево, синьора, – пробормотала портниха, разглядывая вырезки.
– Несомненно, – невозмутимо ответила Бетти.
– И мы с удовольствием сошьем его для вас, – поспешно добавила портниха.
На обратном пути я забросала Бетти вопросами. Где пройдет премьера? Устроят ли в честь нее вечеринку? Кто из знаменитостей приглашен?
– Значит, скоро фильм будут показывать во всех кинотеатрах? – спросила я. – Обязательно схожу посмотреть, как только он выйдет.
– Серафина, вы, разумеется, приглашены на премьеру, – с улыбкой сказала Бетти. – Как и все остальные слуги – так решил Марио.
Позже я узнала, что синьор Ланца пригласил на премьеру многих из тех, с кем познакомился в Риме: официантов и носильщиков, владельца своего любимого кафе, таксистов, друзей и коллег. Был приглашен даже Счастливчик Лучано, мафиози из Napoli, хотя при упоминании о нем у Бетти всякий раз портилось настроение.
Что до прислуги, мы теперь говорили только о том, какие платья наденем на премьеру и кого из кинозвезд сможем там повстречать. Я все время думала о своей крошечной роли в сцене вечеринки: увижу ли я себя на экране? Узнает ли меня кто-нибудь?
Приглашение на премьеру оставило равнодушным только Пепе. Разговоры о красных ковровых дорожках и восходящих кинозвездах его не интересовали, и он выслушивал их со страдальческим выражением на лице.
– Картина наверняка получилась отвратительная, – напоминал он мне при любой возможности. – И нечего поднимать из-за нее шум.
– Неужели тебе нисколько не интересно?
Пепе скорчил такую гримасу, словно проглотил что-то горькое:
– Мне неприятно смотреть, как он унижает и себя, и свой голос ради очередного дурацкого фильма.
Боясь испортить Пепе настроение, я не спорила и старалась больше не упоминать при нем о премьере, зато отводила душу в разговорах с Бетти и гувернантками.
* * *
Я ожидала, что Кармела тоже надуется при первом же слове о фильме «До свидания, Рим». Вместо этого она с воодушевлением повела меня примерять свои нарядные платья и даже любимые туфли на тонком высоком каблуке.
