Джеймс окинул мрачным взглядом стоявшую перед ним женщину. Он не доверял ей. Вчера она обманом вовлекла его… в какую-то скверную историю. И все же он уже почти согласился уладить с ней дело миром, если она возместит ему ущерб.
– «Синий гусак» – вот куда мы идем, – сообщил он ей, уже не пытаясь убедить себя в собственной правоте. По правде сказать, ему, наверное, стало бы легче, если бы выяснилось, что он заблуждался на ее счет. – Я дам вам пять минут на то, чтобы обыскать комнату. И затем, если мой кошелек так и не найдется, мы идем в магистрат, где вам придется доказывать свою невиновность. Ваше предложение насчет двухсот фунтов я не принимаю. И больше никаких ваших оправданий слушать не желаю. Справедливо?
Серые глаза ее посмотрели на него пристально.
– Так как насчет тюрьмы?
Он пожал плечами.
– Я не был с вами до конца честен, когда рассказывал о тюрьме Морега. Там, возможно, есть кровать. И окно. Кроме того… – Джеймс колебался. Сказав то, что он собирался сейчас сказать, он лишит себя безусловного преимущества, но Джеймс желал быть честным до конца. – Кроме того, повестка выписана в мировой суд, который уголовными делами не занимается. И, как вы верно заметили, прямых улик у меня нет.
Женщина переминалась с ноги на ногу, словно птица, которая хотела взлететь, но не могла.
– Здесь чувствуется какая-то ловушка… – пробормотала она.
Джеймс вздохнул.
– Леди Торолд, я не собираюсь заманивать вас в ловушку. Если вы виновны в пропаже моего кошелька, вернете деньги, как и обещали. Если же невиновны, я с удовольствием выслушаю ваши доводы в свою защиту.
Она смотрела на него, склонив голову к плечу. По глазам ее Джеймс видел, что она прикидывала, насколько может ему доверять. И чем дольше он смотрел ей в глаза, тем сильнее чувствовал, что тонет в них – как и вчера, когда они произносили фальшивые клятвы. Только на этот раз он не был пьян. Он был абсолютно трезв, но все равно испытывал к ней симпатию.
Проклятие! Эта женщина действовала на него каким-то необъяснимым образом!
Она кивнула, и Джеймс понял, что все это время ждал ее ответа затаив дыхание. С облегчением вздохнув, он осторожно взял ее за руку – руку эту он помнил, маленькую и горячую, помнил также, как ему нравились ее пальцы, – и повел на Мейн-стрит. Пальцы их переплелись, и он пытался не замечать, как она морщилась. Его не должно было волновать ее к нему отношение. И все же втайне Джеймс продолжал надеяться на то, что они действительно найдут его кошелек в номере над «Синим гусаком». И в глубине души он боялся того, что ему придется сделать, если кошелек не найдется.
Глава 18
Два длинных квартала Маккензи вел ее за собой, крепко держа за руку. И все это время она продолжала злиться, прямо-таки кипела от злости. Ее ужасно раздражал этот мистер Маккензи. Раздражали его нелепые обвинения в воровстве и ультимативный тон. И, самое главное, неслыханная фамильярность, с которой он держал ее за руку.
Она смущала Джорджетт, эта его рука… Ведь ей из-за нее приходилось идти с ним рядом, бок о бок, словно ее к нему гвоздями прибили. И в то же время у нее возникали ощущения… Нет-нет, было слишком опасно об этом думать. Она заблуждалась на его счет. Он не был героем, поспешившим прийти к ней на помощь и спасти ее от навязываемого ей замужества. Но он не был и неразборчивым в связях ловеласом, каковым представлялся ей утром, когда позвал вернуться к нему в постель. Мужчина, с которым она наконец встретилась, был несговорчивым, обладал жестким пронизывающим взглядом. Его твердая поступь и сильная рука заставляли ее дрожать скорее от страха, чем от возбуждения, – Джорджетт продолжала убеждать себя в этом на протяжении всего пути, но убедить до конца так и не смогла.
При виде «Синего гусака» с заколоченными досками окнами и развешанными по фронтону разноцветными фонариками Джорджетт вздохнула с облегчением. Маккензи отпустил ее руку, чтобы открыть дверь, затем пропустил ее вперед. И тогда она вдруг почувствовала покалывание в освобожденной ладони. Что бы это значило?..
Джорджетт потерла одну руку о другую и вошла. Невольно ей подумалось, что Маккензи был не чужд хорошим манерам. Кто-то хорошенько поработал над тем, чтобы научить правилам английского этикета этого бородатого шотландца. Хотелось бы знать, кто не пожалел на это время и силы. Мать? Нет, скорее любовница. И хотелось бы надеяться, что за свои труды эта женщина получила больше, чем беспочвенные обвинения и угрозы.
В «Синем гусаке» было, по счастью, куда прохладнее, чем на улице. К четырем часам пополудни солнце прямо-таки раскалилось. Увы, здесь пахло менее приятно, чем снаружи, – воняло элем недельной давности. Не приходилось сомневаться, что пролитый кем-то в дальнем углу эль так и остался засыхать на полу, не дождавшись тряпки поломойки. Впрочем, запах из кухни отчасти перекрывал пивной дух. Пахло жареным цыпленком. Джорджетт вспомнила, что Элси говорила, будто Маккензи столовался в этом трактире. И, словно в подтверждение своих мыслей, она услышала громкое урчание, исходившее из недр его живота. Неужели он так торопился состряпать для нее повестку в суд, что забыл позавтракать? Впрочем, какое ей дело до того, голоден он или нет? Желания угостить его обедом она не испытывала.
Они подошли к стойке вместе, и тут случилась очередная неприятность. Джорджетт не удивилась бы, если бы им на пути к «Синему гусаку» встретилась Элси, но Элси и след простыл. Да и Рандольф, которого Джорджетт не видела с того момента, как он ускакал на серой кобыле в Морег, по удачному стечению обстоятельств им тоже не встретился. Нет, проблемы создал толстенький хозяин гостиницы, который в ответ на ее просьбу заглянуть в номер на пять минут поджал губы, скрестил руки на груди, скептически приподнял бровь и ответил категорическим отказом.
– Номер только что привели в порядок. Две горничные его все утро убирали. Смола на простынях… И пол весь бренди пропитался. Я не могу пустить вас туда вновь после того, что вы там натворили. Вам должно быть стыдно за то, что вы учинили в приличном заведении.
Последняя фраза вызвала у Маккензи ухмылку. Очевидно, назвав этот трактир приличным заведением, хозяин сильно погрешил против истины.
– Какая-нибудь из тех горничных, что там убирали, не находила мой кошелек? – поинтересовался Маккензи.
Хозяин гостиницы покачал головой:
– Нет, никто ничего не докладывал. Но я не стал бы их винить, если бы они забрали кошелек себе за труды. Бедняжкам пришлось восемь часов трудиться без отдыха, чтобы привести номер в порядок.
Джорджетт прикусила губу. Немного подумав, спросила:
– Сколько? – Она не сомневалась, что хозяин затребует с нее баснословную сумму, но никаких денег не пожалеет, если на кону стоит ее свобода.
Толстячок прищурился.
– Пожалуй, я смогу вас туда пустить, если вы заплатите за ночь.
– За ночь?! – возмутился Маккензи. – Но нам хватит и пяти минут!
