– Вызовите кэб, дружище, а я тем временем оплачу счет.
На обратном пути мы оба молчали. Вернувшись домой, Холмс так же молча занял место у продырявленной занавески и устремил взгляд на улицу, хотя знал, что сегодня четверг и Соглядатай вряд ли появится под окном. Его неподвижность и скрещенные на груди руки свидетельствовали о том, что он погружен в глубокое раздумье, которое я, хорошо зная Холмса, не смел прерывать.
Ни один из нас не промолвил ни слова, и вдруг Холмс вскрикнул и повернулся на пятках.
– Ну конечно! – воскликнул он, ударив себя ладонью по лбу. – Глупец! Глупец! Глупец! Ирвинг был прав!
– Насчет чего прав, Холмс? – спросил я, встревоженный этой внезапной вспышкой. – Вам нехорошо?
– Нет, я в жизни не чувствовал себя лучше. Подойдите, Уотсон, мне нужно знать ваше мнение.
Я, недоумевая, приблизился к окну.
– А теперь взгляните на улицу и скажите, что вы видите.
Я посмотрел за окно.
– Ничего особенного, Холмс, – ответил я.
– Взгляните еще раз! – настаивал он. – Кто там идет?
– Какой-то мальчишка-посыльный. Верно, принес в соседний дом телеграмму или письмо.
– И?
Он вперил в меня до того тяжелый, пристальный взор, что я уже начал опасаться, не помешался ли он.
– Не понимаю, Холмс, – в полном замешательстве проговорил я.
– Что я вчера говорил вам о Соглядатае?
– Вы много чего говорили, в том числе – что, кажется, где-то его уже видели.
– Превосходно, Уотсон! Вы просто сокровище! Именно это я и имел в виду. Теперь я знаю, кого он мне напомнил. А теперь проверим, насколько вы проницательны, дружище. Итак, я вижу посыльного и неожиданно понимаю, кого напоминает мне Соглядатай. Догадались?
– Честно говоря, нет, Холмс, – признался я.
– Тогда я сделаю еще несколько подсказок. Вспомните горы и водопад.
– Водопад! – воскликнул я. – Вы ведь имеете в виду…
Но произнести это название я не сумел. Слишком свежи были в моей памяти страшные воспоминания о разыгравшейся там драме. Холмс пришел мне на выручку:
– Да, Рейхенбахский водопад, – спокойным, даже будничным тоном произнес он.
Я все еще не мог собраться с мыслями и усмотреть здесь связь с событиями, которые произошли пять лет назад, в тот кошмарный майский день 1891 года, в Швейцарии. Ведь я был убежден, что Холмс погиб от руки своего заклятого врага профессора Мориарти. На один ужасный миг перед моими глазами мысленно пронеслись картины тех мест (говорят, так проносится в голове тонущего человека вся его жизнь). Я отчетливо видел узкую тропку, блестящие темные скалы и бурный поток, низвергавшийся в ущелье; слышал, как грохочут бурлящие пенные струи, устремляющиеся в бездну. Я вновь ощутил ту ужасную пустоту, ту ноющую боль, которую испытал, когда пришел к единственно возможному, как мне тогда казалось, заключению: мой лучший друг, который был мне вместо брата, навеки исчез в этом жутком водовороте.
Вероятно, Холмс уже забыл о том, какой удар я перенес, когда стоял на краю Рейхенбахского водопада, думая, что он умер, а он в это самое время лежал в расселине скалы, что высилась надо мною. Сейчас он был занят другими вещами, поскольку чуть нетерпеливым тоном произнес:
– Ну же, приятель! Неужто это так сложно? Водопад, посыльный…
– Ах, вы имеете в виду мальчишку из отеля, который принес записку от господина Штайлера[80]о том, что в его гостинице находится при смерти какая-то англичанка и что он просит меня вернуться? Но вы ведь не думаете, что Соглядатай и тот мальчик – одно и то же лицо?
– Вот именно, – подтвердил Холмс, явно обрадованный тем, что я наконец сообразил, в чем дело.
– Но, Холмс… – запротестовал было я.
– Я знаю, что вы хотите сказать, – перебил он меня. – Если Соглядатай – это тот паренек из швейцарской гостиницы, значит, он один из тех, кто состоял в шайке Мориарти, но после смерти главаря сумел ускользнуть от полиции. Мы знаем, что таких было несколько. Например, душитель[81]Паркер, который сидел в засаде у нашего дома на Бейкер-стрит, дожидаясь моего возвращения. Вспомните также о происшествии на борту голландского парохода «Фрисланд»[82]– я убежден, что это была месть приспешников Мориарти. Я уж не говорю о полковнике Моране[83], правой руке Мориарти…
– Не думаете же вы…
– Что Моран все еще жив? Такая вероятность существует, Уотсон. Нам известно, что он дьявольски умен и способен на убийство. Вспомните о судьбе юного Рональда Адэра. Хотя в тот вечер в доме Кэмдена Моран был арестован, а позже отдан под суд, ему удалось избежать виселицы. Что же касается Соглядатая, даты вполне совпадают: если в 1891-м, в год моего поединка с Мориарти над Рейхенбахским водопадом, тому швейцарскому пареньку было, скажем, лет семнадцать, то теперь ему должно быть около двадцати двух, что примерно соответствует возрасту нашего приятеля, которому, судя по всему, немного за двадцать.
