Ирина нашла Валерия Ивановича в теплице, что стояла на заднем дворе, за теннисным кортом. Садовник пасынковал помидоры. Вообще, огородом занималась женщина из соседнего поселка, но она часто обращалась к Валерию Ивановичу за агрономической помощью, и тот не отказывал, помогал.
— Добрый день, — поздоровалась Ирина.
— Здравствуйте, Ирина Дмитриевна! За помидорами пришли? А я уже набрал вам корзинку. Вон она, под навесом.
— Спасибо.
— Вы что-то хотели спросить?
Валерий Иванович внимательно посмотрел на расстроенное лицо Ирины, кашлянул, подошел к ней поближе.
— Да, хотела посоветоваться, но не знаю…
— О чем же? — мягко и ненавязчиво поинтересовался он.
— О воспитании дочери.
— Алены? Но…
— Вы хотите сказать, что уже поздно?
— Что же мы в теплице о таких серьезных вещах говорим? Пойдемте под навес, присядем на скамейку, поговорим.
Они устроились в небольшой беседке. Ирина какое-то время молчала, не зная, с чего начать. Валерий Иванович терпеливо ждал.
— Я упустила дочь, — сдавленным голосом начала Ирина. — Из маленькой и милой шалуньи выросла эгоистка, с холодным сердцем и потребительским отношением к жизни.
— Когда же вы пришли к такому выводу?
— Не так давно. Если честно: замечала эти черты и раньше, но не придавала им особого значения. Думала, что все само собой пройдет, что это издержки переходного возраста. В общем, слепая родительская любовь дала горькие всходы.
— Не буду утешать вас, Ирина Дмитриевна, пустыми фразами — я уважаю вас как умную женщину. Дело и в самом деле весьма серьезное. Но отчаиваться не надо. Ведь вы еще ничего не делали, чтобы помочь дочери. Так ведь?
— Да. Если не считать небольших нравоучений.
— А как она реагирует на них?
— Болезненно.
— Обижается или игнорирует?
— Сначала обижается, а потом игнорирует. Даже когда уступает, все равно, мне кажется, остается при своем мнении.
— Понятно.
Они помолчали. Летний безветренный день был в самом разгаре. Над теплицей летали две трясогузки. Их что-то привлекало за стеклом, может быть, какие-то насекомые. Птицы то садились на крышу теплицы, покачивая длинными хвостами и тонко щебеча, то вновь вспархивали в голубую вышину.
— Как им, должно быть, легко и свободно там, в небе, — задумчиво произнесла Ирина, следя за полетом птиц.
— Знаете что, Ирина Дмитриевна, я могу вам кое-что посоветовать, но боюсь, что вы не так поймете…
— А вы не бойтесь. Говорите как есть. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.
— Хорошо, я скажу. Вам надо заняться собой. Да-да. Именно собой. Ничего с вашей Аленой страшного не произойдет. Характер, конечно, у нее далек от идеала, но в наше время молодежь в целом прагматична и себялюбива. Алена здесь не исключение. А вот ваше нынешнее положение слишком однообразно, зависимо. Уж вы простите за такое откровение.
— Вы хотите сказать, что я должна работать?
— Да. Пока вы молоды и полны сил. Домашняя работа не в счет. Вы рискуете потеряться в бытовых мелочах. Они засасывают не хуже болота. Впрочем, я могу ошибаться. Возможно, что вас устраивает такой образ жизни. Скажите: внутри себя вы ощущаете гармонию? Вы в ладу со своим вторым «я»?
— Нет. Не всегда. Особенно в последнее время я будто прячусь от тоски, а она караулит меня за каждым углом. Причину вы только что мне указали. Конечно, как же я сама не догадалась, причина во мне самой. Но, по-моему, все гораздо сложнее. Если бы только возвращением к профессии можно было поправить…
Она не договорила. На дорожке, что вела к теплице, показалась Алена. В розовых шортиках и белом топе, со своими пушистыми светло-русыми волосами и длинными стройными ногами она была прелестна под лучами июльского солнца.
— Мама, вот ты где! — подходя к навесу, чуть капризно произнесла она. — Здравствуйте.
— Здравствуй, Аленушка, — сдержанно поздоровался садовник.
— А я уже полчаса тебя ищу. Звонил Сергей Владимирович и предупредил, что едет сюда с гостями. Из Словакии, что ли… Не запомнила.
— Прямо сейчас? — Ирина поднялась со скамейки.
— Да. Надо подготовиться. Пойдем скорее!
— Пошли. Вот и помидоры будут кстати. Ну мы пойдем, Валерий Иванович. Потом как-нибудь договорим, хорошо? Спасибо вам.
— Не за что.
Через час прибыли гости во главе с хозяином. Ирина с Аленой встретили их в холле.
— Знакомьтесь, — радушно, но, как обычно, с властными нотками в голосе заговорил Дубец. — Это наши гости из Братиславы — Иван Краль и Янко Орсаг. А это мои красавицы Ирина и Алена. Прошу любить и жаловать.
— О! — первым воскликнул Иван, рыжеволосый, с темно-розовой, кирпичного оттенка кожей, дородный мужчина средних лет. — Настоящие красавицы! Очень приятно!
По-русски он говорил с акцентом, но без запинки.
— Янко, — немного смущаясь, произнес второй гость, пожимая руку Ирине.
Это был совсем молодой мужчина, высокий, темноволосый, с синими глазами. Он чем-то напомнил Ирине Сергея, Сережу, ее несчастную любовь. Она даже вспыхнула от этой некстати мелькнувшей мысли. Кажется, Янко заметил ее замешательство и оттого, наверное, задержал внимательный взгляд на ее лице. Ирина про себя выругалась: «Дура. Не умею вести себя как полагается. Что он может подумать?»
Спустя четверть часа гости прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Дубец усадил Ирину, затем Алену, а потом уж предложил сесть мужчинам.
— Чем, Иринушка, порадуешь голодных мужиков? — нарочито простецким тоном спросил Сергей Владимирович.
— Пока холодными закусками, — улыбнулась Ирина. — А потом можно и шашлыки во дворе пожарить.
— Ну как вам такая программа? Подходит? — весело обратился к гостям хозяин.
Те довольно закивали. Начали с водки, под которую на ура пошли селедка в кислом соусе, салаты, сыры и холодное мясо. Дубец щедрой рукой наливал гостям все новые порции, но сам почти не пил.
— За прекрасных дам! — поднял тост Иван, уже заметно осоловевший от выпитого.
— Поддерживаю! — чокнулся с ним Дубец. — За Ирину и Алену!
Алена пила апельсиновый сок, но сидела раскрасневшаяся, будто опьяненная мужским вниманием и комплиментами, так и сыпавшимися на них с матерью. Она стреляла глазами то в Ивана, весело болтающего о славянском братстве, то в Янко, более сдержанного, чем его товарищ. Ирина, заметив Аленино кокетство, шепнула ей, чтобы вела себя скромнее, но та отмахнулась от нее как от назойливой мухи. В душе Ирины назревала буря. Когда дочь громко рассмеялась над двусмысленной шуткой Ивана, Ирине захотелось встать и при всех выпороть ее толстым ремнем. Она с трудом держала себя в рамках приличия.
