«Саймон, мой милый, мой любимый».
Она пошире раскрыла створку тяжелого окна и высунулась в темный сад. Стояла гнетущая жара, не было ни малейшего ветерка. Побыстрее бы вернулся Саймон на случай, если скоро разразится буря. Мэнди со стыдом вспомнила, как при вспышках молнии всегда бежала прятаться под одеялом, как маленькая, но если бы Саймон был здесь, с ней, она бы ничего не боялась.
Как глупо, твердила она себе… глупо так переживать. Сейчас она задернет шторы и найдет себе какое-нибудь занятие. Но вдруг темноту прорезала вспышка молнии, почти вслед за ней раздался раскат грома. Потом секунд десять стояла тишина, неподвижная, зловещая. И внезапно хлынул ливень как из ведра, застучал по крыше гаража, превратил гравиевую дорожку в озеро, застучал барабанной дробью по листьям вишни под окном.
— Розы! Розы Саймона!
Времени размышлять не было. Некогда было искать плащ или колпак. За несколько минут Мэнди добежала по траве до розария, вздрагивая от ударов грома и вспышек молний, бросилась к калитке. На Мэнди уже не было сухого места, ее легкое платье промокло насквозь.
Теперь уже молнии сверкали беспрерывно, заливая сад мертвенным белым светом. Деревянные ящики стояли в углу под навесом. Они были тяжелые и громоздкие, почти с нее ростом, и Мэнди, напрягая все силы, потащила их по раскисшей земле.
Любой ценой надо было закрыть две клумбы с выставочными розами. Может быть, даже уже поздно, похолодела она, таща и толкая вперед неподъемные ящики. Дождь словно стальными прутьями хлестал ее по лицу и по рукам, а шквальный ветер раскачивал и трепал ломающиеся кусты.
Наконец, пять ящиков надежно укрывали розы. Остался еще один. Мэнди вся дрожала, еле держась на ногах от волнения и усталости, но она должна закончить свое дело… Но последний ящик намертво застрял в мокрой глине, она никак не могла сдвинуть его с места. Девушка упала на колени, в остервенении и отчаянии стала разгребать руками грязную жижу, чтобы высвободить застрявший угол ящика, потом снова встала и, упираясь одной ногой и обеими руками в ящик, попыталась сдвинуть его с места, тихо всхлипывая.
Ящик вдруг рывком подался вперед, увлекая за собой Мэнди. Потеряв равновесие, она споткнулась, ударилась о него головой и плашмя упала на мокрую ледяную траву.
«Все, я пропала, — подумала она. — Я даже встать не могу». А может, последний ящик уже и не нужен, может быть, она уже спасла достаточное количество роз? Сквозь раскаты грома она услышала непонятный звук и вдруг поняла, что смеется — смеется и никак не может остановиться.
Затем она почувствовала, что кто-то поднимает ее на руки. И голос Саймона, испуганный и незнакомый, крикнул:
— Мэнди… Мэнди, дорогая моя, ты в порядке? Никогда себе этого не прощу, никогда.
Он погладил ее по мокрым волосам. Ее голова лежала у него на плече. Мэнди слабо подумала: «Он назвал меня «дорогая». Конечно, это он так, несерьезно, просто испугался, но все равно приятно».
— Да, со мной все в порядке, Саймон, — хрипло прошептала она. — Просто последний ящик застрял, я никак не могла его вытащить. Саймон… там… розы…
Мэнди не была уверена, что правильно расслышала, но ей показалось, будто сквозь раскаты грома она услышала нечто вроде «К черту розы!».
После ревущего потока в саду дом показался ей тихим уютным пристанищем. Саймон отнес Мэнди сразу наверх, в спальню, положил в кресло и включил электрокамин.
— Горячую ванну, — скомандовал он. — Ты сможешь сама ее принять?
— Да, конечно. Это было бы просто счастье. Я…
Она хотела было встать, но зубы у нее заклацали, и он строго сказал:
— Нет, сиди здесь, у огня, грейся. Я пойду налью тебе ванну. А что, миссис Доббин ушла, не знаешь?
— Да, она пошла к своей сестре. Думаю, вернется не раньше, чем дождь перестанет… Саймон, я боюсь, что Пип проснется — он очень испугается. Пойду к нему посмотрю…
Он снова остановил ее:
— Девочка моя, подумай прежде всего о себе, хоть раз в жизни.
Потом снял с вешалки ее халат и бросил на стул рядом с камином:
— Снимай скорее мокрые вещи, переоденься в халат, а я пока приготовлю ванну. Думаю, парень спит себе без задних ног и не слышит, что творится на улице. Но я к нему все равно загляну. Давай переодевайся, — проворчал Саймон и вышел в коридор.
— Да, сэр, — покорно ответила Мэнди.
Совершенно неожиданно, словно в противовес всему случившемуся, она вдруг испытала нарастающий восторг. Она смогла что-то сделать для Саймона. Теперь он ее никогда не забудет. И когда-нибудь, когда станет известным садоводом-селекционером, подумает: «Да, если бы не та девочка, Мэнди…» Она усмехнулась своему полету фантазии.
— Все готово, — крикнул Саймон из ванной.
Мэнди надвинула шлепанцы и накинула халат.
— Ах, какая роскошь, — вздохнула она, видя, что ванна уже полна почти до краев.
— Да, ты это заслужила, можешь себя побаловать. Осторожно, смотри, не слишком ли горячо. А после ванны шагом марш в кровать. Я пойду налью тебе грелку и положу в постель, потом приготовлю чай. Славный крепкий чай и еще что-нибудь вкусненькое к нему. Это, я думаю, тебя сразу вылечит.
Через несколько минут он постучал в дверь и громко сказал:
— Юный мистер Пип спит как ни в чем не бывало. Я сейчас пойду посмотрю, как там мои розы. И я поставил чайник.
Необыкновенным наслаждением было нежиться в горячей ванне. Но когда Мэнди начала сушить волосы, ее вдруг пронзила острая боль. Чуть не вскрикнув, девушка вытерла запотевшее зеркало и посмотрела в него. На лбу около того места, где начинают расти волосы, красовалась рваная рана. Видимо, пока Мэнди боролась с неуступчивым ящиком, она поранилась, но рана была неглубокой. Мэнди осторожно промокнула выступившую кровь.
Вернувшись в спальню, она забралась под одеяло и свернулась калачиком, прижимая к себе грелку. Мэнди было уже неловко, что Саймон так хлопочет о ней из-за того, что она сделала. Но так приятно, когда о тебе хлопочет Саймон.
Вскоре он поднялся к ней с подносом, на котором небрежно были расставлены старый коричневый чайник, кувшинчик молока, чашки и графин с бренди.
— А ты, наверное, не знала, что я такой хозяйственный? — Он поставил поднос на пол. — Я сейчас выходил, смотрел розы, Мэнди. Малышка, ты все сделала просто отлично. На всех остальных клумбах бутоны сорваны… или растрепаны вконец.
Он присел на стул у огня и без слов посмотрел на нее. Она знала — сейчас в его воображении проносится картина того, что стряслось бы с его выставочными розами, если бы не ее помощь.
Она усмехнулась:
— Я очень довольна собой. Чувствую себя маленькой героиней. Но мне не помешала бы чашка чаю.
— О, чай тебе обеспечен, — заверил Саймон.
Он налил чай, добавил бренди из графина и протянул Мэнди, и тут его взгляд упал на ее лоб.
