Морин выглядела как обычно, только лучше. Немного стройнее, чем во время их последней встречи. Больше косметики, желтое облегающее платье. Рыжие волосы приобрели более яркий оттенок, Либерман подумал, что природе в данном случае помогла химия. Она положила сумочку на стол, рядом с фотографией детей доктора Дипа, и посмотрела на Айрис, одетую в длинную темно-синюю юбку и блузку в тон. Китаянка была коротко подстрижена, глаза покраснели от слез, хотя сейчас она не плакала.
— Бар «У Крошки О’Брайен», — продолжал Ласаль, — принадлежал Эрнандесу много лет. Счета в банке у него не было, деньги он не транжирил. И при этом в доме не нашли ни доллара. Эти проститутки убили Эрнандеса и Скетла Гарта, и я убежден, они сделали это не просто для собственного удовольствия. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Отпечатки пальцев? — спросил Либерман.
— Это между вами, мной и «Сазерн Белл», или кто там обслуживает эту связь, — сказал Ласаль. — Полицейские, побывавшие на месте преступления в ту ночь, повсюду оставили свои отпечатки. Они думали, что это тривиальная ссора в публичном доме, никаких сложностей. Сейчас я должен идти. Телефон и адрес вашего отделения мне сообщил ваш сотрудник Бриггс. Я пошлю вам копии всех документов, которые разыщу. А в частном порядке могу сказать, что будет, если вы поймаете вторую сестричку. Мы обратимся с просьбой об экстрадиции. Будем говорить о нашем приоритете. Вы постараетесь ее не отдать. Кэрол Ласаль утверждает и впредь будет утверждать, что мы уличили этих девиц в совершении двойного убийства, но, учитывая, что прошло столько времени, а доказательств теперь не сыскать, хороший адвокат сможет добиться оправдания. Мы же хотим, чтобы свершилось правосудие.
И, подумал Либерман, мы не хотим, чтобы мэр оказался в неловком положении.
— Я понимаю, господин мэр, — сказал он.
— С вами приятно иметь дело, детектив. Если когда-нибудь окажетесь в наших краях, навестите меня. Обещаю угостить лучшими устрицами Мексиканского залива.
Мэр Кэрол Ласаль повесил трубку, и Либерман повернулся к двум молчавшим женщинам.
— Морин Хэнраган, это, я полагаю, Айрис Хуанг. — Женщины не смотрели друг на друга. — В последнее время подруга Билла и…
— Как он? — спросила Морин.
— Доктор верит в возможность удачного исхода, — сказал Либерман.
— Возможность? — спросила Морин.
— Никаких гарантий врачи не дают, — ответил Либерман.
— Мы можем его увидеть? — спросила Айрис.
— Я узнаю у доктора, — ответил Эйб. — Взглянуть на него вы, вероятно, сможете, но он без сознания.
— Как зовут доктора? — спросила Айрис.
— Далавал, — ответил Либерман.
Айрис встала:
— Я его поищу.
— Конечно, — сказал Либерман.
Айрис улыбнулась Морин, та ответила ей улыбкой, и Айрис вышла из кабинета, осторожно закрыв за собой дверь.
— Производит приятное впечатление, — заметила Морин.
— Да.
— Ей бы лучше дойти до конца коридора, сесть в лифт, спуститься и уехать — она оградит себя от лишних страданий.
Либерман встал:
— Ты звонила Майклу?
Морин кивнула.
— Они прилетают утром, — сообщила она. — Они не хотели, чтобы Билли не спал ночь. Единственный прямой рейс из Торонто был в девять. Они полетят самолетом «Эйр Кэнада»…
— Он выдержит, Мо, — пообещал Либерман, подходя к Морин.
— Я не об этом, Эйб, — сказала Морин, кусая нижнюю губу. — Скажи мне правду. Тебе он действительно нравится?
— Он хороший напарник, — ответил Либерман.
— Когда трезв, — сказала Морин с горечью.
— Он надежный напарник, хороший полицейский.
— И тебе он нравится? — снова спросила Морин, подняв глаза на Либермана
— Он мне нравится, Мо.
— Тебе надо побриться, Эйб, — посоветовала она. — К утру у тебя вырастет седая борода.
— Я не ребенок, Мо.
— Я набиралась мужества для развода, — сказала Морин, глядя в сторону. — Нашла адвоката, поговорила с отцом Бойером из епархии архиепископа. У них есть люди, которые занимаются такими делами.
— Можно попробовать обратиться к отцу Стоуэллу из церкви Святого Нефании, — предложил Либерман. — Он был адвокатом и четыре года провел в Ватикане, рассматривая подобные обращения.
— Кого ты только не знаешь, Либерман? — спросила она, снова глядя на Эйба.
— Возможно, самого себя.
— Как поживает Бесс? В последние несколько лет я пару раз думала позвонить ей, но не хотела ставить в неловкое положение ни ее, ни тебя. Ты когда-нибудь ей рассказывал?
Либерман посмотрел в коридор через стекло в двери кабинета. Чернокожий священник лет тридцати с небольшим вышел из лифта и оглядывался в поисках поста медсестры.
— Нечего было рассказывать, Мо. Мы ничего не сделали.
— Мы думали об этом. Говорили об этом.
— Трудный выдался вечер.
— Там, откуда я родом, говорят, что мысли — это дела, — заметила Морин. — Я не была безгрешна после того, как ушла от Билла, да и он, как видно, тоже. — Она посмотрела через плечо в том направлении, в котором ушла Айрис. — Правда, грехи мои были жалкими, — продолжала Морин. Внезапно она встала. — О чем это я говорю?
— О чувстве вины, — ответил Либерман. — Я тоже чувствую себя виноватым. Ведь я позволил Биллу поехать туда, где в него стреляли, а сам в это время смотрел с внуками бейсбол.
— И в этом вся твоя вина? Оставь эти мысли, у тебя нет причин чувствовать себя виноватым.
Морин мерила шагами кабинет. Либерман сел: оба колена давали о себе знать.
— Ты победила, — сказал он. — Твоя вина больше моей.
— Спасибо, — сказала она сердито.
Морин остановилась и посмотрела на Либермана.
— Пожалуйста.
— Что у тебя болит? — спросила она.
— Колени. Артрит.
— У меня артрит затронул плечи, — вздохнув, сказала Морин.
Либерман встал:
— Однако мне пора вернуться на работу.
— На чашку кофе у тебя еще есть время?
— Пожалуй.
Он обнял ее, успокаивая. Голова Морин покоилась на его плече, волосы щекотали лицо. Она пахла давними временами, и Либерман почувствовал усталость.
А потом Морин Хэнраган заплакала.
Либерман вернулся в полицейский участок почти в одиннадцать вечера. Морин и Айрис стали почти подругами и пошли в кафетерий при клинике, чтобы выпить кофе и съесть чего-нибудь резиноподобного из автомата. Доктор Дип снова заверил Либермана, что у Хэнрагана действительно неплохие шансы, а отец Паркер пообещал остаться с Биллом по меньшей мере до утра, когда придет дежурный священник.
