— Мы считаем себя идеальными любовницами, — сказала Лисичка, — каждая из нас способна объединить в себе страсть, испытываемую и мужчиной, и женщиной. Но на самом деле объединяем в себе лишь тщеславие того и другого пола. В конце концов, что, как не тщеславие, может нас поддержать? Разве что забава. Чего здесь только не случается! — воскликнула она. — То какой-нибудь деревенский чудак забредет сюда, чтобы показать жене большой город. Та отправляется в женскую уборную, чтобы привести себя в порядок, и натыкается там на них — на целую гвардию женщин, бывших мужчин. Они стоят на высоких каблуках, задрав юбки, у стены с писсуарами или сравнивают, у кого грудь больше, косметика лучше, чулки моднее, а то и рассматривают — неохотно, правда, — у кого какая «опухоль», не обязательно, между прочим, слишком атрофированная. А деревенская кумушка, едва их завидит, думает, что умом повредилась, и кидается с огромной скоростью прочь. А тем временем ее чисто американского муженька обхаживает в баре какое-нибудь юное создание со свежеиспеченной грудкой.
Лисичка замолчала. Потом придвинулась к Левантеру, ткнулась в шею, поцеловала его щеки, глаза.
— Все эти годы, — сказала она, — когда кто-нибудь — неважно, мужчина или женщина — занимался со мной любовью, я всегда гадала, кого они хотят — мужчину или женщину? Или меня просто использовали для того, чтобы помочь другим принять решение? Даже когда я знала, что любовник хочет меня как женщину, мое мужское начало мешало мне, отодвигая ту, кем я была на самом деле и насмехаясь над тем, что я чувствовала. Оставался единственный способ избавиться от этой мертвой части себя, и я выбрала его.
Она опять замолчала. Сверху на лестничные ступеньки упал и разбился стакан. Голоса стали громче, потом опять стихли.
— Джордж, ты был первым настоящим мужчиной, который узнал меня как полноценную женщину. С тобой я была девственницей, — сказала она. — Когда ты впервые подошел ко мне на нейтральной полосе, ты стал для меня воплощением всего мужского братства, от которого я себя бесповоротно отрезала. Ты был вызовом, который я обязана была принять.
Она посмотрела на Левантера. А он вновь увидел, как она прекрасна: кожа на лице излучала свет; ее глаза и волосы были черны как смола. Он почувствовал, как крепка ее грудь, прижавшаяся к нему. Он обнял ее, но впервые за все время их знакомства не ощутил желания касаться ее и обладать ею. Ему казалось странным, что он больше не хочет тела, которым всегда так наслаждался. Но то видение мира и себя, которое он искал в Лисичке, она больше не могла ему предложить.
— Я так хочу, чтобы ты остался со мной, — прошептала Лисичка. — Я не сказала тебе всей правды, но я не лгала тебе. И вообще, самое главное в сексе — возбуждаться и сохранять возбуждение. И еще быть собой. А с тобой я всегда была собой.
Левантер чувствовал на шее тепло ее дыхания. Он помолчал еще немного, а потом спросил:
— Что же теперь с тобой будет?
Она высвободилась из его объятий и повела его к лестнице.
— Поднимемся наверх.
Они вошли в большую, слабо освещенную комнату. Несколько официантов, молодых женоподобных мужчин в белых морских кителях сновали между столиками, разнося подносы с напитками. В воздухе стоял резкий запах табака, гашиша и марихуаны.
Левантер заметил, что большинство столиков заняты пожилыми женщинами, одетыми в кричащие балахоны или кожаные куртки и короткие юбки; их одутловатые ноги в черных шелковых чулках с атласными подвязками были втиснуты в туфельки на шпильках. Мужчин было мало, и все они тоже выглядели довольно старыми. Многие люди в комнате явно пребывали в состоянии опьянения или наркотической полудремы, и только громкая музыка, раздававшаяся из расставленных по углам колонок, удерживала их от того, чтобы окончательно заснуть.
Лисичка провела Левантера по комнате. Некоторые женщины подняли головы. Взлетели дугой в удивлении выщипанные, подведенные брови. Женщины окликнули Лисичку, восхитились ее нарядом и прической, но ни одна не обратила внимания на Левантера.
При тусклом свете женщины казались старыми. Но, вглядевшись в их лица, Левантер понял, что они едва достигли средних лет. В их глазах не было ни малейшего проблеска радости. Покрытая толстым слоем грима кожа была грубой и морщинистой, волосы — истонченными, жидкими, с пятнами проплешин, которые кое-кто пытался прикрыть париком. Почти все они были полными, с мясистыми шеями, жирными плечами, бесформенными бедрами и раздутыми икрами. Неестественно огромные груди обмякли и обвисли, как блины, на бочкообразном теле. Покрытые коричневыми пятнами кисти рук были слишком широкими, почти квадратными; пальцы с крашеными ногтями казались одинаковой толщины.
Левантер медленно повернулся и вышел из комнаты. Лисичка последовала за ним.
— Это помещение мы называем Комнатой Менопаузы, — сказала она. — Здесь мы переживаем паузу после своей мужской жизни — единственная менопауза, которую нам доводится пережить. Те, кого ты видел, — члены нашего рукотворного племени. — Она старалась говорить по возможности сухо. — Гормональные нарушения. Метаболические расстройства. Умственная деградация. Потеря интереса к половой жизни. Полное отсутствие средств на врачей и пристойную жизнь. Большую часть дня они спят в квартирах без горячей воды, а ночью пьянствуют здесь, пытаясь запить то бесконечное количество возбуждающих и успокаивающих лекарств, которые потребляют. Их единственное спасение состоит в том, что хозяева клуба помнят их юными, свежими и симпатичными лисичками и потому бесплатно кормят. К тому же, — продолжала Лисичка, — в такой большой стране, как эта, конечно же, всегда находятся клиенты, желающие пойти с ними на свидание вслепую.
Они спустились вниз. Помогая ей надеть пальто, Левантер заметил, что какие-то мужчины в гардеробной комнате поглядывают на Лисичку с вожделением. Она тоже их заметила.
— Пусть смотрят, — сказала она. — Они прекрасно знают то, о чем ты узнал только сегодня. Они хотят меня, но при этом считают, что я принесла в жертву лучшее, что есть у мужчины. И ради чего? Ради не более чем мимолетного появления на их потребу! Пока не закончу свои дни там, наверху!
Оставшись один и скучая по Лисичке, Левантер вернулся в компанию своих прежних друзей. Одним из них был Джей-Пи — легендарная фигура в спортивном мире. Трехкратный чемпион мира по фехтованию, олимпийский чемпион, победитель десятков международных соревнований, Джей-Пи считался величайшим саблистом всех времен.
Как было принято в странах Восточной Европы, Джей-Пи чисто формально получил звание подполковника армии и числился в программе боевой подготовки при Министерстве обороны.
Он приехал в Нью-Йорк для участия в соревнованиях и пригласил Левантера навестить его в гостинице. Рассказывая Левантеру о том, как сотрудники разведслужб предложили ему занять должность военного атташе его страны в Брюсселе, чтобы, используя свои общественные и спортивные связи, он смог проникнуть в высшие эшелоны НАТО, Джей-Пи вздыхал и ерзал в кресле.
— Меня хотят сделать шпионом для вооруженных сил Варшавского блока, — сказал Джей-Пи.