Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Рывинский готов был цепляться за любую соломинку.
— Что я должен буду делать?
— Об этом позже. Сейчас нам от вас требуется лишь ваше принципиальное согласие, — мягко улыбнулся викарий.
В глазах Рывинского вспыхнула надежда:
— И я выйду отсюда?
Викарий едва заметно улыбнулся:
— Без всякого сомнения.
— И бумаги, ну… порочащие меня, не уйдут в консульство?
— Не уйдут, дражайший Павел Аполлонович. У нас очень влиятельная церковь, и у нас много друзей в самых высших сферах.
— Хорошо, я согласен, — не дал договорить викарию Рывинский. — Где подписать?
— Нигде, — снова улыбнулся посетитель. — Нам достаточно всего лишь вашего слова.
— Я даю его.
— Весьма благоразумно с вашей стороны, — удовлетворенно кивнул викарий. — Я надеюсь, вы понимаете, что в случае нарушения данного вами обещания порочащие вас бумаги, как вы сами изволили выразиться, немедленно попадут в руки российского консула. И тогда случится все то, о чем я вам сообщил ранее.
— Да, да, я понимаю. Я… все сделаю, — поспешил заверить гостя в своих наилучших намерениях Рывинский.
— Вот и хорошо, — поднялся викарий. — Не позднее завтрашнего утра вас выпустят.
Утром следующего дня двери камеры открылись.
— Выходи! — услышал Рывинский окрик надзирателя.
Он довел Павла Аполлоновича до дверей тюремной канцелярии и довольно грубо втолкнул внутрь.
— А, господин Рывинский! — громко приветствовал его помощник начальника тюремного каземата. — Проходите, будьте так любезны!
Павел Аполлонович неуверенно подошел к столу и присел на краешек привинченного к полу табурета.
— Я вам не предлагал присаживаться! — рявкнул на него помощник, с любопытством, однако, поглядывая на арестанта.
Рывинский, побледнев, встал.
— Прошу прощения.
Помощник сверкнул на него глазами.
— Прощения будете у Господа нашего Иисуса Христа просить на Страшном суде, — заверил его помощник. — А пока, распишитесь… вот тут. Macht schnell![3]
Рывинский быстро черкнул свою подпись и положил ручку со стальным пером на стол.
— Свободен! — снова рявкнул помощник и, взяв ручку двумя пальцами, выбросил ее в ведро для ненужных бумаг. — Mistkerl.[4]
В гостинице, куда вернулся Павел Аполлонович, был траур. Оказалось, что вчера вечером скоропостижно скончался от сердечного удара метрдотель, что был свидетелем исполнения преступной слабости Рывинского во всей ее красе и коий препроводил его в полицейский участок. Последним, кто видел метрдотеля в живых, был некий высокий господин в пенсне с синими стеклами, нанесший ему визит около семи часов вечера. Поскольку никаких видимых следов насилия на теле метрдотеля обнаружено не было, полицейский врач безапелляционно констатировал его смерть от сердечного удара, полиция Брно поисками человека в пенсне занималась спустя рукава и арестовала всего лишь парочку эмигрантов из русских нигилистов, среди коих ношение пенсне с синими стеклами было высшим шиком. Но у обоих оказалось бесспорное alibi, и они были отпущены с миром.
Вечером в нумер Рывинского постучали. Павел Аполлонович открыл дверь и обнаружил на пороге исполина, который жестами приглашал его пройти с ним. На вопросы, куда и зачем он должен идти, исполин лишь мычал, а один раз широко раскрыл рот и показал пальцем на обрубок языка, дескать, спрашивай не спрашивай, а я тебе все равно ничего не смогу ответить. Пораженный и напуганный, догадавшись, что исполин посланец викария, который вчера посещал его в камере каземата, Павел Аполлонович надел жилетку и сюртук и последовал за немым. У входа в гостиницу их ждала карета. Распахнув перед Рывинским дверцу, исполин подождал, пока тот усядется, захлопнул дверцу и сел с другой стороны. Карета немедленно тронулась, мягко покачиваясь на пружинных рессорах. Рывинский, желая взглянуть в окно, дабы определить, куда они едут, потянулся было к креповым занавесям, но исполин замычал и отрицательно мотнул головой: нельзя. Все же Павлу Аполлоновичу удалось заметить, что они проехали мимо Новой ратуши, и различить очертания церкви Святого Якуба.
Примерно через четверть часа карета, въехав в распахнутые ворота, остановилась. Великан повернулся к Рывинскому, промычал что-то невразумительное извиняющимся тоном и плеснул в лицо Павла Аполлоновича пахучей жидкостью. И полумрак в салоне кареты тотчас сменился кромешной тьмой.
— Павел Аполлонович, пора подниматься, все уже готово. Право, нельзя же так долго заставлять себя ждать, — будто со дна глубокого колодца донесся голос викария.
Рывинский открыл глаза и увидел прямо перед собой добродушное лицо викария Храма Соломона.
— Где я? — глуховатым голосом спросил Павел Аполлонович.
— У друзей, — улыбнулся викарий, но его большие, навыкате глаза оставались холодны и безжизненны, как у огромной рыбы. — Поднимайтесь, прошу вас.
Рывинский встал с кушетки, обитой грубой кожей, и обнаружил, что на нем всего лишь один кожаный передник. Тело его мгновенно покрылось холодными мурашками.
— А где же… — начал было он, но викарий лишь отрицательно повел головой.
— Молчите и следуйте за мной, — почти не разжимая губ, повелел он, и они пошли длинным темным коридором, подсвеченным редкими плошками с маслом, стоящими в специальных нишах. Коридор окончился высокими дверьми. Они остановились, и викарий пристально посмотрел на Рывинского.
— Вы входите в святая святых, — торжественно произнес викарий, раскрывая перед Павлом Аполлоновичем двери. — Ваши братья ждут вас.
Рывинский сделал шаг, другой и оказался в огромной зале с хорами, пустыми, если не считать человека в цивильном костюме, сидевшего в креслах и пристально лорнетирующего Павла Аполлоновича. Несмотря на то что в зале было довольно светло, лицо человека на хорах оставалось в тени, и рассмотреть его Павел Аполлонович не смог. Сама же зала, своды которой вместо колонн поддерживали огромные полногрудые кариатиды в мраморных одеяниях, была полна людей. У самых дверей в два ряда, образуя посередине проход к центру залы, стояли разного возраста мужчины, одетые, как и Рывинский, в кожаные передники. Впрочем, под ними, в отличие от него, у них имелась все же какая-то одежда, очень похожая на длинные холщовые рубахи до пят.
Поймав неудоуменный взгляд Рывинского, викарий, шедший рядом, тихо пояснил:
— Это ученики церкви.
За ними стояли люди в передниках с опущенным верхом, синими лентами через плечо и синих же шапочках, закрывающих темя.
— Мастера, — продолжал просвещать Павла Аполлоновича наместник храма.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
