ГЛАВА 101
Уисти
Мне было страшновато находиться вдвоем с Уитом в угнанном фургоне. Но таковы условия: только мы с ним и еще наш небольшой зоомагазин — Феффер и Байрон, Самый Надоедливый на Свете Остромордый Хорек, Бывший Предатель.
В чистой одежде, с аккуратными прическами — а какие у меня были прекрасные темно-рыжие волосы! — мы определенно выглядели как дети Нового Порядка, так ведь безопаснее. Мы учились полагаться на свою магию и верить в свои силы. А это тяжелее, чем может показаться.
Уит рассказал мне о встрече с Тем, Кто Избран, о том, как услышал от него пророчества, касающиеся нас, в число которых не входило то, которое мы видели на стене в «Гарфанкеле». А еще бедняга Уит сильно тосковал по Селии, надеясь увидеть ее хотя бы во сне. Что до меня, то я просто наслаждалась поездкой: из динамиков фургона на полной громкости звучал первый альбом группы «Стоунсмэк».
— Вот. Мне нужна твоя помощь, — сказал Байрон, неся мне широкую бандану. — Если ты привяжешь это к вешалке для одежды, у меня получится симпатичный маленький гамак.
Я взяла бандану и развернулась на своем сиденье. Он уже каким-то образом прикрепил один конец к ручке двери. Делать нечего, я перекинула второй конец через маленький крючок для одежды рядом с собой, а потом завязала узел.
— Вот именно об этом я и говорил! — Байрон подпрыгнул и свернулся калачиком в своем маленьком гамаке, так что наружу торчала только острая мордочка.
Я вздохнула.
— Эй, — подал голос Уит. — Знакомая картина, да? Взгляни-ка.
Я выглянула в окно. Мы проезжали мимо засеянных полей, по большей части кукурузных, с табличками: «Чистая кукуруза для чистых людей: мы гарантируем, что этот продукт не опрыскан, генетически не модифицирован, не несет на себе заклятий чародеев; его поставляет вам Совет по сельскому хозяйству Нового Порядка».
Дурацкое объявление: вероятно, его писал Тот, Кто Составляет Дебильные Таблички.
Однако я увидела и то, что имел в виду Уит. Нечто в рельефе местности, в очертаниях горизонта было знакомо и мне тоже. Я напряглась. Сходство приводит к… паранойе?
— Что это? — спросил Уит, останавливая фургон у обочины трассы и указывая на некий силуэт в отдалении, торчащий над бесконечным, правильным и упорядоченным полем.
— Дерево? — подсказала я.
Под ложечкой у меня заныло от ужаса. Зачем Новому Порядку оставлять одно-единственное дерево?
Мы выбрались из фургона и молча двинулись к этому дереву, Феффер следовала за нами. Мы прошли через несколько полей и пересекли несколько дорог: под слоем пыли проглядывалась желтая разметка, видно было, что это заброшенные улицы.
На то, чтобы добраться до дерева, нам понадобилось около получаса, и все это время ощущения под ложечкой только усиливались.
Однако тошнота подступила, лишь когда я увидела на дереве скворечник. Наш скворечник. Тот скворечник, что папа построил для нас с Уитом и для нашей мамы. Он висел там же, где и всегда, на высоте шести метров от земли на толстом дубе, на нашем заднем дворе.
Сколько раз в прошлом я задирала голову и смотрела на этот раскидистый дуб? Папа говорил, что он рос там сто лет или больше. Мы с Уитом лазили на него, когда были маленькими. При помощи его желудей Уит отрабатывал навыки игры в бейсбол, и иногда они со звоном отлетали на соседскую крышу. А еще он однажды упал с этого дерева, сломал ногу — словно она состояла из хрупкой арахисовой скорлупы.
А теперь это дерево одиноко возвышалось на окраине поля, недавно засеянного под эгидой Нового Порядка.
Все вокруг, все дома, в том числе наш, исчезло.
ГЛАВА 102
Уисти
— Где наш дом? Где мама с папой? — прошептала я, глядя на то, как на ветру колышется кукуруза там, где мы прежде жили, где мы выросли, где мы были так невероятно счастливы — не считая разве что дней моего школьного заточения.
Я помнила, что мама говорила, когда мы возвращались после каникул. Каждое слово.
Север, запад, юг, восток —
Дом всегда посереди.
Дом — лучшая из всех дорог —
Говори «любовь» и входи.
Если честно, я никогда по-настоящему не понимала это стихотворение, а последняя строчка и вовсе казалась мне бессмысленной. Нужно говорить о любви? Про любовь? Или кого-то зовут «Любовь» и мама просит ее говорить?
Я снова пробормотала про себя это четверостишие. Оно казалось мне столь же загадочным, сколь и все остальное, случившееся с тех пор, как моя нормальная жизнь превратилась в кошмар.
— Говори «любовь» и входи, — задумчиво промолвил Уит.
— Говори «любовь»… — повторила я, и сердце мое болезненно заныло. А потом… — Погоди-ка. Говори «любовь»!
Я сделала шаг вперед — туда, где прежде было наше крыльцо.
