Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
– Чувствую, придётся нам с тобою, друг сердечный, коротать большую часть времени под батареей, охо-хо, – Чернов отёр рукою рот, словно перед едой. – Угодили мы в чрезвычайные обстоятельства, – он глянул на Пухначева оценивающе, словно бы впервые видел. – А ты, журналист, пиши, пиши, запоминай! Если живы останемся, расскажешь потом, как мы с тобой куковали.
Пухначев с неожиданной тоской подумал, что он уже забыл о своей работе, – об отдельной комнате с письменным столом, где остались лежать недописанные странички – готовил проблемный очерк, наковырял массу острых интересных вещей, но сдать материал в набор не дали – велели собираться в срочную командировку, о редакции своей, в которой, кроме главреда – старого брюзгливого Бориса Борисовича, никто не знает, где он находится, – поездка Пухначева была обставлена особой таинственностью, которой обставляли, наверное, только проводы добровольцев в республиканскую Испанию, лицо у него расстроенно дрогнуло – для всех в редакции он находился в тривиальном Ижевске, а не в Афганистане. Убьют ведь, и никто не узнает правды. Он отвернулся, проговорил неохотно:
– Ладно, расскажу.
– Та-ак. Давай подбивать бабки, – сказал Чернов, озабоченно оглядываясь. – С огневой мощью нашей всё понятно. С водой тоже. А как насчёт еды? Выворачивай изнанку!
С едой было негусто – полбуханки чёрного чёрствого хлеба – бородинского, который Пухначев взял специально, поскольку знающие люди учили: за кордон бери с собою только чёрный хлеб, его нигде не выпекают, лишь в России, а если и выпекают, то он ни в какое сравнение с нашим не идет – преснятина, жмых, фанера, а не хлеб, – и сам без чёрного хлеба быстро заскучаешь и для любого посольского чина – буханка бородинского – лучший подарок, – две рыночных лепешки, припасенных Черновым, немного увядшей зелени и пара банок консервов – одна рыбная «сом в томатном соусе», другая – мясная, с мудрым названием «славянская трапеза», а на самом деле обычное жёваное мясо, большая котлета, запихнутая в жесть.
– Небогато, – покачал головой Чернов, – это нам с тобою только до обеда продержаться, а дальше?
– Дальше – зубы на полку, – легкомысленно отозвался Пухначев.
– А если желудок, как у меня, дырявый, всё время чего-нибудь требует? На войне немец пулей проткнул – чудом выжил. У меня есть ещё немного сахара и пакетик изюма.
– Изюм и у меня есть.
– Много?
– Стакан. У пацана покупал с тележки – как отмерил, так я и не раскрывал пакета.
– Тогда так, Игорь… Старший здесь – я. У тебя какое звание?
– Я в армии никогда не был.
– Неважно. Но звание-то есть?
– Есть. Старший лейтенант запаса.
– А я капитан. Как войну окончил капитаном, так с тех пор и не повышался. А сейчас вообще уже, наверное, списанный – не знаю, что там со мною сделали писари в военкомате. Но всё равно я старше.
– Я готов, – просто сказал Пухначев, поддернул сползающие под тяжестью пистолета штаны.
– Э-э, – кисло сморщился старик, лицо его стало напоминать печёный фрукт – слишком много складок, лесенок, борозд было на нём. – Разве так отвечают? Надо отвечать: «Рад стараться, вашь-родь!»
– Рад стараться!
– Значит, так. Здесь, я видел, зачем-то взрывчатку завозили… Не положена она в гостинице и вообще в городе, но то, что не положено в миру – положено на войне. Где-то тут она и запрятана, – Чернов закряхтел. – Я, грешным делом, когда пулемёт по гостинице рубанул, подумал – не попал бы этот дурак очередью во взрывчатку! Иначе все бы взлетели к небесам, а дурак с пулемётом – в первую очередь. Надо найти взрывчатку!
Пухначев не стал спрашивать, зачем нужна взрывчатка, отправился вслед за стариком на поиск. Поинтересовался только:
– Как она хоть выглядит?
– Безобидно. Мыло, завёрнутое в промасленную бумагу. Когда увидишь – ни за что не подумаешь, что это взрывчатка, но… – Чернов помотал перед собою рукой, улыбнулся и от этой его улыбки Пухначеву сделалось легче – не так страшен чёрт, как его малюют, скоро и эта сказка кончится – пройдёт немного времени, за ними приедут ребята из посольства, посадят в «бетеэр», под прикрытие брони и увезут в безопасное место. – Но не дай бог этим мылом мылиться, – сказал Чернов, – долго детали потом придётся собирать.
– А может, нам самим отправиться в посольство? – спросил Пухначев.
– На чём? На крыльях своей мечты?
– Такси поймаем.
– Ага, собаку наймём! Наши головы будут достойно украшать какой-нибудь частокол в двух кварталах отсюда. Дальше мы не уйдем.
Минут через двадцать они отыскали брикеты взрывчатки – брикетов была ровно чёртова дюжина, тринадцать пакетов, аккуратно сложенных в сухом тёмном подвальчике, расположенном прямо под снесённой конторкой портье, сверху взрывчатка была накрыта угольным мешком.
– Вот теперь мы можем с кем угодно разговаривать на «ты», – старик потёр руки, понюхал один из брикетов, – теперь мы независимы от любого переворота, своей смертью сами распоряжаться будем.
– Отобьёмся?
– Нет, заминируемся, – Чернов озабоченно огляделся, приподнял мешок за край.
– Чего-нибудь ещё ищете?
– Взрывную машинку. Где-то здесь, чую, должна быть взрывная машинка, – Чернов перебрал руками брикеты – со взрывчаткой он чувствовал себя защищённее, независимее, и это ощущение, вызывавшее у Пухначева головную боль и тоску, у старика, напротив, рождало ощущение какого-то странного счастья. – Неужто меня подводит нюх? – огорчился Чернов.
– Это тащить наверх? – Пухначев с опаскою потыкал пальцем в груду товара, с которым он никогда не имел дела. Даже на военной кафедре университета.
– Зачем?
– Положим под дверью… Заминируем!
– И первая пуля, всаженная в дверь, поднимет нас на воздуся. Нет, молодой человек! – Чернов крякнул, снова огляделся. – Где же взрывная машинка? Если её не найдем, для нас всё это, – он потыкал ногой в угольный мешок, – обычная куча хозяйственного мыла, не больше.
– А пулей? – спросил Пухначев. – Если пулей?
– Ну да, пулей! Бегом с третьего этажа на первый, да потом в подвал. Добежать, сударь, не успеете, – Чернов красноречиво развёл руки в стороны, взгляд его был осуждающим: ни черта, мол, вы, товарищ офицер запаса, не смыслите в военном деле, звание ваше – пустое, липовое.
Взрывную машинку они нашли в ящике около конторки – в подоконник около батареи была встроена маленькая кладовка, в которой держали продукты, машинка туда и была засунута.
Стрельба на улице усилилась, Чернов на неё не обращал никакого внимания, он словно бы попал в свою, родную стихию – оживился, сбросил с себя лет двадцать – у него даже помолодело, стало светлым и добрым худое колючее лицо, движения сделались точными, жёсткими – ничего лишнего; стрельбы старик не боялся: знал, какая пуля – его, а какая пролетит мимо.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
