— Мма, это я… Мма, я хищник? Нет? А че? А-а-а… Я кушать хочу… Потерпеть? А-а-а…
— Мма, а я лось? Нет? А ты? Ну че ругаться сразу, ну че обзываться? Мма, я только спросил, а ты сразу — осел, осел…
И расплакался.
Приходит белка. Бюрократ ей устало, глядя над очками, не выпуская пера из пальцев:
— Какие у вас, гражданин белка, основания записываться в Красную книгу? Льготы хотите незаслуженные?
А белка в позу:
— Чего?! Да ты знаешь, кто я?! Я «Милку» делаю!!! Орехи в шоколад вковыриваю!!! Я в нашем бизнесе — главный бобр! Я главная по бобрам! Тружусь не покладая лап. Я — производитель, понял?! Сам ты лось!
Курица пришла, такая деревенская тетя в платочке, уютная, но хитроватая. Принесла в платочке яйца. Не свои — гусиные. Стянула у соседки гусыни, наверное. Говорит, я вам от всей души… А бюрократ: ой, оставьте меня, знаю я вашу куриную душу… Что я, куриц не знаю, что ли… А она с гордостью и горечью: да что вы понимаете, бюрократ вы в очках и нарукавниках! Сидите тут! Я же не рядовая какая-нибудь курица-бройлер, я — курочка ребе! Бюрократ: чего? Какая еще ребе? Да не какая, какого! Нашего ребе. В сарае я у него живу. Он, конечно, добр, но у него семь дочерей. Одна другой краше. Кровь с молоком, такие девушки… И все они не прочь кушать куриный суп… Прошу оградить путем записи в Красную книгу.
Потом пришла кошечка. Кокетливая, пушистая, в янтарных бусиках на шее под цвет глаз. Говорит, запишите собаку Васю как вымирающий вид.
— Как? — Это бюрократ удивился: какое благородство, не себя записывает, а собаку Васю — но собака разве вымирающий вид?!
— Конкретно собака Вася — да. Если завтра с утра опять сунется к нам во двор, тут же и начнет становиться вымирающим видом. Начнет вымирать прямо с шести утра, это я гарантирую, так что лучше записать. А кто он там, Вася, лось или не лось, мне как-то безразлично! Ему все равно крышка!
Стая уток, скандальные, крякают, толпятся. Говорят, мол, Лилька-дура, запустила нас на озеро, наняла двух в тюбетейках нас охранять, а они каждый день по утке едят и песни поют про наманганские яблоки, очень ароматные. Уже тридцать уток съели… Остальные в панике.
Ну дальше. Идут, ползут, летят. Горбатый кит всех распихал, еще бы, такой вес. Как песню завел. Печальную песню… «Разлука ты, разлука…» Хоть не лось, а куда денешься — записали…
Наконец последней приходит Птица Додо — самое неуклюжее, самое добродушное и беспечное в мире существо, практически вымерший вид, последняя, единственная на планете Додо, нелепая, нежная, нехитрая, доверчивая, редкая дура. Мозги — не самое сильное у нее место. Самое сильное — ноги. Додо — отменный ходок. Нет, не в смысле женщин, а в смысле не рождена летать. И не пробовала даже. Додо выстаивает гигантскую очередь, а ее, конечно, не записывают, потому что «вас много, а страниц в Красной книге мало. Тем более вы не лось. Свободны!»
И Додо, подволакивая большую мосластую ногу, понурившись, навсегда уходит в туман, в никогда.
Этюд 3. Любовь. Ее порывы
А теперь о высоких отношениях. Вот вы обсуждаете, как юный подвижный юркий эстрадный кумир волочится за умудренной опытом волоокой степенной примадонной… И спрашиваете почему?
А если это любовь, граждане?! Вот вы, вы, в шляпе… Вот вам ведь пиджачишко ваш кто-то выгладил? И брюки… Кто-то… А-а-а… Любовь.
А теперь в природе. Гусь полюбил овцу. Кот — лошадь. Дельфин — русалку… А вот собачка моя знакомая… Портянка.
Портянке вообще никто не мил. Он печален, мрачен и одинок, как лорд Байрон. Черный пекинесик Портянка безнадежно влюбился в игрушечного кота. Пытался приударить за ней… Нет, за ним то есть… Волочился за ним, как какой-нибудь Казанова, и настойчиво добивался взаимности. А что такое? Любовь, граждане! Портянка в глаза пластмассовые выпученные котовьи заглядывал, хвостом мотал, мячик свой преподносил, играть приглашал — словом, выплясывал перед возлюбленным животным весенний танец журавля. Кот плюшевый, оранжевый, мейд ин чайна, с наглой тупой мордой и со встроенным голосом на батарейке. Его только заденешь — он, идиот, начинает хохотать как чокнутый. Портянка только примостится нежничать, обнимать, обнюхивать, а кот начинает оскорбительно гоготать и глумиться. Портянка пугается и обиженно прячется под диван… О! Бедный рыцарь наш влюбленный…
У него уже комплекс неполноценности выработался… Безответная любовь такая…
А на улице во время прогулки вообще перестал интересоваться дамами, видимо, боится: а вдруг они насмехаться над ним будут, хохотать…
О-о-о… Мужчины поймут…
Этюд 4. Белокрылые лошадки
Немного о пернатых. Значит, один охотник, то есть личность мне крайне несимпатичная, однажды был тотально, ну как бы поделикатнее сказать… ну физически оскорблен птицами. Это моя любимая и просто уникальная история. Значит, этот Витя поехал охотиться на уток, что ли, или еще на кого-то… А там рядом было большое лебединое озеро. Туда обычно всех официальных гостей вывозят, особенно зимой. Аттракцион называется «кормить лебедей». С загадочным видом местное начальство предлагает гостям:
— А сейчас у нас сюрприз, только надо заехать в булочную и купить белого хлеба.
Гости удивляются, мол, чего это… Покупают. И потом едут на озеро. А там везде лед, а в полыньях плавают красавцы — две пары белых лебедей и пара черных. Сытые, должна заметить, потому что гостей в области у нас много, особенно в период предвыборной кампании. Кандидатам здесь как медом намазано, потому что именно от нас частенько все и зависит — ну как, то есть за кого именно мы свою бумажку бросим. И вот чиновники, кто помельче там, всякие заместители, инспектора районные бегают по берегу вокруг озера и загоняют лебедей поближе к гостям и областному начальству любоваться. А начальство стоит важное, топчется и кусочки хлеба в воду бросает. Мне так на это смотреть нравится. Однажды случайно наблюдала, как одна завотделом, Тамара Трофимовна, на высоченных каблуках, в нарядной шубке из пятнадцати кроликов, в шапочке из двух норок, постоянно съезжающей на белый лоб, меленько семеня, моталась по льду вдоль берега, отчаянно рискуя ради своей должности, размахивала руками и загоняла лебедей на кормежку… А те были сытые и не хотели подплывать к берегу… И на Тамару Трофимовну потом все очень сердились, говорили, мол, зачем только мы вас с собой взяли, зачем мы вас держим в общем отделе, если вы не умеете лебедей загонять… Нашли повод и уволили.
Да, так вот Витя поехал охотиться. На уток. Но у птиц, господа, у птиц есть такое понятие, как «взаимовыручка», а может, даже такое понятие, как «вендетта», им тоже знакомо…
И вот те самые сытые лебеди, чтоб они были здоровы, напуганные угрожающей Витиной экипировкой, эти королевские птицы во время своего роскошного свистящего уникального подъема в воздух прицельно, тщательно и очень обидно обгадили сидящего в лодке Витю, издевательски хохоча… А потом сделали круг над озером и полетели себе по всяким своим осенним делам.
