Вдова, судя по всему, намеревалась продолжать рассказ о матери и ее ежемесячных проблемах со здоровьем, но Уил притворился, что с ним вот-вот случится обморок, и Мона, прервав монолог, побежала за мокрой салфеткой и нюхательными солями. Когда он решил, что пора приходить в чувство, женщина предложила ему помыться. В доме было помещение, предназначенное для этих целей.
— У меня есть особые травы, которые облегчат вам боль, дорогуша, — сказала она.
Уил был очень ей благодарен и сказал об этом. Его слова вызвали широкую улыбку на лице женщины.
— Я вам сейчас принесу листьев малины. Пожуйте их, госпожа. Ужасны на вкус, но гораздо эффективнее при вашем состоянии, чем слабый отвар.
Уил еще раз поблагодарил женщину и позволил ей проводить себя в комнату для мытья, где в одном углу находился сток, а в другом — огромная бочка, готовая поглотить измученное тело Илены. Он был бы счастлив помыться и в холодной воде, но Мона даже слушать не стала.
— Чтобы снять боль, дорогуша, нужна горячая вода.
У Уила не было желания объяснять, что боль уже прошла, и ему хочется только уединения и покоя, поэтому он позволил ей продолжить суетиться. Несколько юношей, которым она платила, стали носить из кузницы, где на огне постоянно стоял большой котел, кувшины с горячей водой. Удовольствие, которое, закрыв дверь, Уил получил, избавившись от болтовни Моны и забравшись в бочку, было, возможно, лишь чуть-чуть меньшим, чем от первого поцелуя с Валентиной, когда он был Роменом.
Позже он поел холодного мяса, горячей картошки со сметаной и немного сыра. И, наконец, нырнул в кровать, застеленную изношенными, но чистыми простынями. Уснул Уил почти моментально.
Проснувшись, он не сразу понял, где находится. Снаружи было темно и тихо, как в могиле. Мона оставила в комнате свечу. Он проспал не менее двенадцати часов. Стараясь не шуметь, чтобы не беспокоить хозяйку, он умылся из кувшина, стоявшего в комнате, и быстро оделся в пыльный, но очень удобный костюм для верховой езды. Уилу не хотелось уходить из дома, не поблагодарив хозяйку, но так как написать записку не представлялось возможным, единственным способом выразить признательность оставались деньги, которые он и оставил на разобранной постели. Уил подумал, что вряд ли она будет вспоминать о молодой женщине, останавливавшейся в ее доме, но если и будет, то по-доброму — из-за ее щедрости.
Он не мог рисковать и бродить в темноте по дому. К счастью, комната находилась на первом этаже, поэтому Уил открыл окно и тихо спрыгнул на землю, перекатившись, как его учили еще в детстве. На опушке небольшого леса, окружавшего деревню, Уил, видимо, испугал барсука или какого-нибудь другого ночного зверька, тот заверещал и помчался обратно в лес. Он постоял немного, прислушиваясь к звукам леса — ничего необычного. Тем не менее Уил направился к конюшне, предприняв все возможные меры предосторожности. Как он и ожидал, мальчик, работающий в конюшне, крепко спал, и Уилу стоило немалых трудов растолкать его и заставить понять, чего от него хотят. Когда конюх наконец пришел в себя и признал Илену, то указал пальцем на стойло и пробормотал что-то невнятное. Уил обрадовался, найдя свою лошадь на месте, быстро оседлал ее и выехал из конюшни, стараясь производить как можно меньше шума.
Уил не обращал внимания на голодные спазмы в желудке и через пару минут оказался на широкой дороге. Еще сутки пути, и он сможет попасть в Моргравию и добраться до Фелроти, то есть вернуться в логово Селимуса и, возможно, позволить себя убить и обрести новое, более подходящее тело.
* * *
Кайлех сидел в потайной пещере на горе Зуб Хальдора, размышляя над ситуацией, которая вот-вот должна была проясниться. Предложение Аремиса войти в союз с Моргравией затрагивало самую суть всего того, во что Кайлех верил. Про себя он даже задавался вопросом, почему такая очевидная идея не приходила ему в голову раньше. Ведь иметь дело с Магнусом и его военачальником Тирском было бы куда проще. Удивительное дело, сейчас он все это видит абсолютно отчетливо, но раньше почему-то об этом не думал. Со времени приезда Рашлина в Горное Королевство он даже не помышлял об установлении перемирия с Моргравией. А ведь он не из тех, кто подвержен чужому влиянию. Кайлех попытался вспомнить, почему он отказался от ранее существовавших идей о добрососедских отношениях с соседним королевством, но в голову не пришло ничего вразумительного. Видимо, Рашлин каким-то образом заставил его забыть благие намерения. Мысль показалась ему глупой, учитывая преданность барши.
Тем не менее когда Аремис вернулся в пещеру и отчитался в том, как прошла встреча с Селимусом, Кайлех забеспокоился. Не идет ли он навстречу своей смерти? Почему, находясь здесь, в пещере, он гораздо отчетливее представляет себе все опасности задуманного?
— Ты уверен, что Селимус ничего не замышляет? — спросил он Аремиса.
— Не думаю, ваше величество. Но я как смог обезопасил наш путь при сложившихся обстоятельствах. Селимус согласился на переговоры в надежде получить определенного человека, и я потребовал от него некоторых гарантий.
Наемник объяснил, что в качестве инструмента переговоров выступит Илена Тирск, дочь и сестра двух предыдущих военачальников Моргравии. Имя произвело на Кайлеха впечатление, и он не стал высказывать сомнений по поводу использования дочери генерала Тирска в качестве гарантии своей безопасности.
— И где же она?
Каково же было удивление короля, когда Аремис засмеялся и пожал плечами.
— Не имею представления, ваше величество. Но об этом мы будем волноваться потом. Вы уже вернетесь домой, когда мне придется решать, что делать.
Король улыбнулся про себя. Ему нравился образ мыслей великана-гренадинца. Фарроу произвел на него впечатление еще при их первой встрече, и, несмотря на то, что наемник совершенно очевидно знал больше, чем говорил, и имел необъяснимый интерес к Галапеку, Кайлех почему-то считал его другом. Он никогда не сказал бы этого вслух, но они оба относились друг к другу с уважением и симпатией. Возможно, потому, что своей ясной головой и сдержанным юмором Аремис напоминал ему Лотрина. Кайлех так скучал по старому товарищу, что любое упоминание о нем вызывало боль.
Предательство самого близкого друга поразило его в самое сердце. Как мог Лот предпочесть моргравийцев своему народу, своему королю? Кайлех долго распространялся по этому поводу перед Миртом, хранившим во время их беседы угрюмое молчание, но отсутствие слов свидетельствовало о многом. Короля восхищала его преданность другу. Лот многому мог научиться у Мирта в смысле братства, чести и доверия. Гордость не позволяла Кайлеху продемонстрировать мягкость по отношению к своему другу детства, неважно, был ли он в любовных отношениях с девицей из Йентро или просто помог бежать моргравийцам, не причинив вреда соотечественникам. Не имеет значения, почему Лотрин сделал такой выбор, важно, что он его сделал, и решение оказалось неверным.
Когда пришла новость, что Лотрина привезли живым, Кайлех хотел убить его прямо на обледеневших камнях у входа в крепость. Он не мог видеть своего давнего друга, теперь предателя, не мог подойти к нему. Но затем Рашлин сумел убедить короля применить более строгое наказание.
