Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Люля выходила из автомата с перевернутым лицом и говорила:
– Свекровь вывихнула руку. Не может готовить. Даша чистит картошку ей и себе.
– Даше пятнадцать лет. Она уже большая, – напоминал Месяцев.
– Большая, – соглашалась Люля. – Но и маленькая.
И это правда.
Однажды он воспользовался ее отсутствием и сам позвонил домой. Подошла дочь.
– Алика оставили еще на две недели, – прокричала Аня. Она экономила деньги, поэтому сообщала только самое главное.
– Ты меня не встречай, – предупредил Месяцев. – За мной пришлют машину.
– Я все равно приеду.
– Но зачем?
– Я увижу тебя на два часа раньше.
– Но зачем тебе мотаться, уставать?
– Это решаю я.
Аня положила трубку. Зачем еще кто-то, когда дома все так прочно.
Месяцев вышел из автомата.
– Куда ты звонил? – спросила Люля.
– Своему агенту, – соврал Месяцев.
Он мог бы сказать и правду. Но у них с Люлей общие только десять дней. А потом они разойдутся по своим параллельным прямым. Это случится неизбежно. И пусть хотя бы эти десять дней – общие.
В ресторанах Люля заказывала исключительно «фрукты моря» – так тут назывались крабы, моллюски и устрицы. Стоило это бешеных денег, но Люля не обращала внимания.
– Это безумно вкусно, – говорила она. – И очень полезно. Сплошной йод.
Вино она пила сухое, красное, говорила, что красное вино выводит из организма стронций. Люля следила за своим здоровьем. И это логично. Красота есть здоровье. Месяцев подумал, что Ирина ела бы одну пиццу, зверски экономила и прибавила бы пять килограммов. Хотя на Ирине не заметно – пять туда или пять обратно.
Месяцев не знал, сколько он потратил. Во всяком случае, больше, чем заработал. На Западе – другие деньги. И открывается особая жадность, которую не преодолеть. Месяцеву пришлось преодолеть. Он тратил валюту, как рубли.
– Ты о чем думаешь? – Люля пытливо заглядывала, приближая свое лицо. От ее лица веяло теплом и земляничным листом.
– Так, вообще… – уклонялся он.
Он готов был тратить, врать, только бы видеть близко это лицо с высокими бровями.
Каждый вечер после концерта они возвращались в гостиницу, ложились вместе и обхватывали друг друга так, будто боялись, что их растащат. Обходились без излишеств, без криков и прочего звукового оформления. Это было не нужно. Все это было нужно в начале знакомства, как дополнительный свет в темном помещении. А здесь – и так светло. Внутренний свет.
Последние три концерта – в Ницце. Равель. Чайковский. Прокофьев. Месяцев был на винте. Даже налогоплательщики что-то почувствовали. Хлопали непривычно долго. Не отпускали со сцены.
В последний вечер их пригласила в гости правнучка декабриста. Собралось русское дворянство. Люля и Игорь смотрели во все глаза: вот где сохранились осколки нации. Сталин наплодил Шариковых. И теперь живут дети и внуки Шариковых. А дети и внуки дворянства – где они? Сидели за столом, общались. Месяцеву казалось, что он – в салоне мадам Шерер из «Войны и мира».
Месяцев тихо любовался Люлей. Она умела есть, умела слушать, говорить по-английски, она умела любить, сорить его деньгами. Она умела все.
Среди приглашенных была возрастная красавица. Видно, что возрастная. И видно, что красавица. Одно не исключало другое. Она завела Люлю и Месяцева в пустую комнату и подарила им куклу. Сказала, что эта кукла ее погибшей дочери. Дочери было тринадцать лет. Она погибла от руки маньяка. Стала подробно рассказывать: как это было, когда это было, как девочка не вернулась из школы, как выла собака. Экспертиза показала, что она умерла в двенадцать часов. А они нашли ее в час. А если бы они хватились раньше и пришли не ночью, а вечером или даже в одиннадцать, пусть в одиннадцать тридцать, пусть без пяти двенадцать, они бы успели. Они опоздали на час, и вот этот час…
Люля слушала, замерев от ужаса и сострадания. Месяцев довольно скоро понял, что находится во власти чужого безумия.
Пришел муж старой красавицы – подтянутый и моложавый. Месяцеву показалось, что в его жизни есть своя Люля, потому что невозможно жить одними угрызениями.
Муж сел за рояль и стал играть Брамса. Играть в присутствии Месяцева было как бы наивно. Но Месяцев с удовольствием сидел и слушал. У мужа была манера – подпевать, подвывать. Он подвывал и не контролировал себя. Отдавался всей душой, и Месяцев слышал его тоску и томление. Понимал, что положение в обществе, жизнь в налаженной стране, деньги и даже любовь ничего не решают, когда в жизни есть этот один час.
Вернулись в гостиную. Люля сказала:
– Я эту куклу не возьму.
– Это была светлая девочка, – сказал Месяцев. – Значит, ее вещи несут свет.
– Вот и возьми себе.
В эту ночь Люля была грустна. И ласки их были особенно глубокими и пронзительными. Никогда они не были так близки. Но их счастье – как стакан на голове у фокусника. Вода не шелохнется. Однако все так неустойчиво…
Дочь и Люля были знакомы. Сажать Люлю в их машину значило все открыть и взять дочь в сообщницы. Об этом не могло быть и речи.
Пришлось проститься прямо в аэропорту. По ту сторону границы.
– Возьми деньги на такси. – Месяцев протянул Люле пятьдесят долларов.
– Не надо, – сухо отказалась Люля. – У меня есть.
Это был скандал. Это был разрыв.
– Пойми… – начал Месяцев.
– Я понимаю, – перебила Люля и протянула пограничнику паспорт.
Пограничник рассматривал паспорт преувеличенно долго, сверяя копию с оригиналом. Видимо, Люля ему понравилась и ему хотелось подольше на нее посмотреть.
Дочь встречала вместе с женихом Юрой. Месяцева это устроило. Не хотелось разговаривать.
– Что с тобой? – спросила Аня.
– Простудился, – ответил Месяцев.
Смеркалось. Елозили машины, сновали люди, таксисты предлагали услуги, сдирали три шкуры. К ним опасно было садиться. Над аэропортом веял какой-то особый валютно-алчный криминальный дух. И в этом сумеречном месиве он увидел Люлю. Она везла за собой чемодан на колесиках. Чемодан был неустойчивый. Падал. Она поднимала его и снова везла.
На этот раз все подарки умещались в одной дорожной сумке. Месяцеву удалось во время очередного ожидания заскочить в обувной магазин и купить шесть пар домашних туфель и шесть пар кроссовок. Магазин был фирменный, дорогой, и обувь дорогая. Но это все. И тайком. Он выбросил коробки и ссыпал все в большую дорожную сумку, чтобы Люля не догадалась. Он скрывал от Люли свою заботу о домашних. Скрывал, а значит, врал. Он врал тут и там и вдруг заметил, как легко и виртуозно у него это получается. Так, будто делал это всю жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55