Терциел усмехнулся, подумав про себя: «Какая наивность! В свиней попревращает… Да ни один, даже самый сильный, жрец-маг не способен кубок воды в вино превратить. А с другой стороны, в краях, где процветают подобные суеверия, непочатый край работы для миссионера».
– …только он никого пальцем не тронул, – продолжал Кисель тем временем. – Нет, спервоначала-то в драку кинулся. Да жидковат оказался против моих ребят. Пару раз получил и скис. Тут мы на коней, как леди-канцлер приказала, и в Фан-Белл. А семерых я отправил в «Голову Мак Кехты», чтоб приволокли мне пригорянина и остроухую. Живых или мертвых. Лучше живых, но я им разрешил не цацкаться. Хорошие парни были. Тусан Рябой, Кегрек из Кобыльей Ляжки, Левч из Согелека, Дудочник, Бореек, Берген из Восточной марки, Гобрам-поморянин, – перечисляя соратников, полусотенник заметно помрачнел. – Ни один нас не догнал.
– Я хорошо знал Эвана, – задумчиво пробормотал Брицелл. – Он мог бы порубить семерых таких удальцов. Про некоторых из твоей ватаги я слыхал. Заказ талуна из Краг-Тайкса они выполняли?
– Тусан Рябой и Берген, – кивнул Кисель.
– А мастерская златокузнеца в позапрошлом березозоле?
– То мне не ведомо. Левч из Согелека мог. Он был в Засечке тогда. Но Левч никогда этим не хвастался.
– Ясно. Так ты думаешь, все дело в том пригорянине?
– Пожалуй, что так. Ну, не остроухая же их порубила, во имя милости Пастыря Оленей?
– А почему нет? – подал голос жрец. – Она что, совсем больная была?
– Да нет. Вроде оклемалась уже. Да только не верю я в баб-мечников.
– Да? А эта, как ее?.. Ну, гроза всего левобережья, конечно…
– Мак Кехта, что ли? – скривился Кисель.
– Так нет ее больше, твое святейшество, – пояснил Брицелл. – Убили ее на прииске Красная Лошадь. Бывший капитан гвардии Трегетрена, а ныне кронпринц Валлан, восьмой барон Берсан, со своими петельщиками. Догнал и убил.
– Вот оно что… Не знал, не знал. А она могла бы с семерыми бойцами расправиться?
– Не думаю, – помотал головой Брицелл.
– Люди говорили, у нее в шайке один остроухий был… – вставил полусотенник. – Белоголовый убийца. Вот кто равных не знал. С ним бы переведаться на мечах…
Жрец-чародей удивленно приподнял бровь:
– А не боишься?
Кисель скрипнул зубами, но промолчал, гордо вскинув подбородок.
– Зря ты так, твое святейшество, – отчетливо проговаривая каждое слово, сказал капитан егерей. – Кисель – мастер клинка. Причем очень, очень умелый. Или думаешь, у меня в егерях за седмицу становятся полусотенником?
– А-а-а… – протянул Терциел. – Не знал. Извини, Кисель.
Полусотенник ответил сухим, едва заметным поклоном. Так, поклон не поклон – просто чуть-чуть кивнул.
– Да ладно, брось извиняться, твое святейшество, – Брицелл зевнул. – Тьфу ты, зараза, когда же я высплюсь?..
– Выспимся в лучшем мире, сын мой.
– Э, нет. Я туда не тороплюсь. И ты не спеши. Вернемся лучше к нашим пригорянам. Или одному пригорянину. Ты, Кисель, думаешь, в «Каменной курочке» был он?
Кисель пожал плечами:
– Все возможно.
– Ну что ж, – Брицелл опять зевнул, едва не вывихнув челюсть. – Бейона ушла, и стрыгай с нею. У нас есть более насущные заботы, а о беглецах мы уже не услышим. Быть может, они уже за Ауд Мором. Ступай, Кисель.
Полусотенник развернулся и шагнул было, но его остановил негромкий голос жреца:
– Э-э-э, погоди, Кисель. Скажи мне, что было у этого чародея, которого вы Бейоне привезли? Если что-нибудь было, конечно.
Вопрос застал егеря врасплох. Он едва справился с собой, но все же справился. И не сжал в кулаке висящий под кольчугой и бело-зеленой накидкой кожаный мешочек, до половины наполненный самоцветами. Если «оленьки», выданные Бейоной, пошли поровну на плату каждому выжившему из его отряда, то эту добычу Муйрхейтах приберег исключительно для себя. Продать, и уже хватит не на захудалый замок, но и на пару деревенек, сильную и преданную дружину, табун веселинских коней.
– Что ты дергаешься? – замешательство полусотенника не укрылось от глаз капитана. – Что, ободрали простака, как липку? Да ладно тебе, не деревеней лицом-то… Его святейшество не о том.
– Вот именно, – поддержал Брицелла жрец. – Конечно, не о том. Я имею в виду что-нибудь такое, ради чего Бейона могла послать вас шнырять по северным рубежам королевства. Раз уж мужичонка оказался весь из себя бесполезный.
Кисель сглотнул. Помолчал.
– Было, мой капитан. Было, твое святейшество. В сумке холщовой корешок лежал. Его Бейона себе забрала.
– Корешок? Что за корешок?
– На кой ляд нашей леди-канцлеру какой-то корешок понадобился? – озадаченно произнес Брицелл.
– Откуда ж мне знать? – с непроницаемым лицом ответил Муйрхейтах. – Забрала, и все тут.
– А каков из себя корешок-то? – спросил Терциел озадаченно.
– Да корешок как корешок. По виду старый. Ну, он такой… – Кисель с трудом подбирал слова. – Резчик его не трогал. Словно тыщу лет под елкой пролежал, старел, темнел…
– Ясно. Можешь идти, Кисель, – жрец кивнул, а когда полусотенник закрыл за собой дверь, обратился к Брицеллу: – Надо проверить, с собой забрала Бейона амулет или в ее покоях остался.
– Амулет?
– Скорее всего. Это многое объясняет. Тот человек, удравший вместе с нею из подземелья, мог быть с амулетом в руках сильнейшим волшебником, а без него – простым недотепой-старателем. Если он тот, за кого себя выдавал.
– Это не объясняет главного, – насупился Брицелл.
– Как Бейона узнала о существовании мужика и амулета в его сумке?
– И это тоже. Откуда взяться амулету у простого старателя?
– Ну, сын мой, не нужно было упускать его из Фан-Белла. Порасспросил бы. С пристрастием. Но… После драки кулаками не машут. Их нам уже не достать. Но остался один человек, с которым нужно побеседовать прежде, чем сон сморит тебя окончательно. Или доверишь разговор мне одному?
– Еще чего, – буркнул Брицелл. – Ты про Хардвара, твое святейшество?
– Конечно.
– Эх, дался он тебе! Нет бы в мешок десяток стонов камней, да в Ауд Мор…
– Сын мой… – укоризненно покачал головой жрец.
– Да понял я, понял все. Пускай живет. Вот только упрям бычок. Весь в батюшку толсторогого. Как убеждать его соизволишь? Или с пристрастием поговорить?
– Не думаю, сын мой, что силой ты добьешься от него дружбы и благосклонности. Помнишь, как он про Кейлина заговорил. Благородство играет. Такого каленым железом жги, а он смеяться в лицо будет.
– Ну, это смотря как жечь.
