Vor der Kaserne
Vor dem grossen Tor
Stand eine Laterne
Und steht sie noch davor
So woll'n wir uns da wieder seh'n
Bei der Lanterne wollen wir steh'n
Wie einst Lili Marleen.[33]
Штурмман завел мотоцикл и помчался в направлении дислокации дивизии. По дороге фон Блицман умудрился наблевать не только в мотоциклетную коляску, но и на свой мундир. По прибытии в часть экипаж раздел своего командира. Танкисты вылили на него несколько ведер холодной воды и кое-как надели повседневный танковый мундир вместо испорченного парадного. Затем его заставили выпить ковш русского кваса, который более-менее прогнал похмелье и привел Йозефа в чувство. Он уже не орал и не буянил, но соображал еще по-прежнему туго да и на ногах стоял еле-еле.
Посовещавшись, танкисты все же повели своего командира к штабу полка, поддерживая, чтобы он не упал. Около избы, где размещался штаб, стояло четыре трейлера, на которые были погружены танки. Это была новая модификация Pz-IVF2 с 75-мм длинноствольной пушкой. Собственно, именно из-за прибытия этих танков Йозефа и вытащили из борделя. Кайф ему обломали, но что поделать, если война на востоке оказалась вовсе не такой легкой прогулкой, как во Франции или в Польше. Даже женщины здесь были совершенно другими, если не считать пани Новодворскую и ее девочек. Особы этой категории одинаковы везде. В Прибалтике и Западной Украине женщины были более-менее легкодоступны для обладателей серо-зеленых, и уж тем более черных мундиров, но в Белоруссии и русских областях все было по-другому. Если во Франции, Польше и Прибалтике находилось достаточно желающих развлечь немецких солдат и офицеров, то в России женщины сопротивлялись как могли, кричали, впивались ногтями в лица, стараясь выцарапать глаза, плевались. Но самое страшное было то, что после таких развлечений в гости из леса почти всегда являлись партизаны, чья месть была страшна.
Мысль о партизанах, окончательно отрезвила Йозефа, как раз к тому моменту, когда его подвели к группе штабных офицеров и каких-то людей в штатском, стоявших около трейлеров с новыми танками.
— Хайль Гитлер! — слегка заплетающимся языком гаркнул фон Блицман, вскинув правую руку, которая откровенно дрожала после спиртного.
— Хайль! — откликнулись присутствующие.
— Гауптштурмфюрер фон Блицман по вашему приказу прибыл, господин штурмбаннфюрер! — доложил Йозеф командиру полка.
— Очень хорошо, гауптштурмфюрер, — ответил командир. — Сегодня в нашу дивизию поступили четыре экспериментальных танка Pz-IVF2 с новым 75-мм орудием KwK-40 L/43. Эта модификация еще только готовится к производству, но ввиду нехватки техники на фронте четыре экспериментальных прототипа, изготовленные для испытаний, передают в нашу дивизию. Испытания они будут проходить сразу в бою. Мы решили передать эти машины в вашу роту, гауптштурмфюрер.
— Хайль Гитлер! — вновь проорал фон Блицман, который хоть и стоял на ногах при помощи своих подчиненных, но соображал еще туго, а потому не мог понять, как относиться к получению экспериментальных танков.
Реакция Йозефа и его громкие крики «Хайль Гитлер!» понравились собравшимся, особенно тем, кто был в штатском. Это, скорее всего, были представители конструкторского бюро и фирмы-изготовителя.
— О-о-о, дас ист гут официр! Дас ист натюрлих эсэс-ман! Дас ист кул! — затараторили инженеры и представители завода. Вероятно, именно таким им и представлялся настоящий бесстрашный офицер СС — с безумным взглядом и орущий «Хайль Гитлер!» в ответ на любой вопрос. К их счастью, Йозеф предпочел общаться, стоя на почтительном расстоянии. Источаемый им перегар значительно больше подходил для травли евреев в мифических газовых камерах, нежели пресловутый гранулированный инсектицид «Циклон-Б». В общем, верный солдат фюрера предстал перед техническими гениями германского танкостроения во всей красе.
29 июня 1941 года. Лес в окрестностях Свенщны.
Расположение 5-й танковой дивизии 3-го мех-корпуса.
— Рота, подъем! — скомандовал Иван. Был уже вечер. В первой половине дня экипаж полностью облазил всю машину от днища до башни, проверив все крепления, дозатянув гайки и болты, устранил небольшую течь масла. Танк укомплектовали лопатами, топорами, двуручными пилами и тросом. На надгусеничные полки положили по бревну, а на лобовой бронелист навесили запасные траки. Кроме того, экипаж успел нанести на танк и замысловатую камуфляжную окраску в соответствии с рекомендациями наставления по маскировке. Наводчик, который умел неплохо рисовать, написал на борту «Русские, вперед! За Родину!», а на башне рядом со свеженанесенным по трафарету номером танка нарисовал профиль Сталина. Другие экипажи, которые успели быстро закончить основную часть подготовки машин, также занялись камуфляжной раскраской и нанесением патриотических лозунгов и всевозможной танковой живописью. Самодеятельные художники имелись если не в каждом экипаже, то, по меньшей мере, в каждом взводе.
Батальонный комиссар Приходько, обходя ряды танков, проверял наносимые лозунги на предмет соответствия политике партии и отсутствия бранных слов. Особенно понравился комиссару лозунг, начертанный его земляком из Харькова, сержантом Ничипуренко: «Бей фашистских жидов!» Комиссар даже объявил комсомольцу Ничипуренко устную благодарность, крепко пожал руку и предложил немедленно вступить в партию вне очереди, намекая на то, что сержант может в будущем избрать карьеру политработника.
— Спасибо, товарищ комиссар! В партию завсегда рад! Вот тока освободим братский немэцкий пролетариат от фашистских демократов и буржуев, — ответил бравый сержант, широко улыбаясь, и добавил: — Бачил я, що фашистские гады наших жидов шмаляют. Так ют, пусть разумеют, що как дойдем до Немэтчины, с ихними жидами еще гирше зробим! За наших советских жидов перебьем усех фашистских!
Вся рота и комиссар дружно хохотали. А комсомольца Ничипуренко все же заставили написать заявление, которое комиссар обещал рассмотреть на ближайшем партсобрании.
После обеда танкисты отсыпались. И вот двадцать один ноль-ноль. Приказано поднять экипажи, сорок минут на ужин и мытье-бритье, а в двадцать один сорок командирам рот явиться к командирам батальонов. Иван нашел командира батальона около его танка, сидящим на бревне с картой в руках.
— Здравия желаю, товарищ майор!
— А, Ваня, садись! — похлопал командир по бревну рядом с собой. — В общем, объясняю твою задачу. Примерно через час начнем выдвигаться, как получим команду. Лето, черт побери, темнеет поздно, ночи короткие. Двигаемся, соблюдая радиомолчание и максимальную светомаскировку. Рацию только на прием. Управление колонной — флажками.
— Ясно, товарищ майор!
— Вот, держи карту и слушай свою задачу. — Комбат передал Ивану лист двухкилометровки, а Иван положил на колени планшет и достал карандаши. — Двигаемся в полковой колонне вот сюда. Здесь разделяемся на батальонные колонны и двигаемся сюда. Вот здесь на этом перекрестке около высоты 26.5. Затем наш батальон выдвигается к деревне Ольховка. Там мы должны быть за час до рассвета. Проводим рекогносцировку и к рассвету занимаем позиции и маскируем технику. Твоя рота, предположительно, сосредоточится в этой рощице, недалеко от западной окраины деревни.
