— Я думаю, он шатается с ополченцами.
— Ты накормила наших гостей?
— Кристина сейчас что-нибудь приготовит.
— Где дети?
— Играют у тебя в кабинете.
Шевиньи, до этой минуты пожиравший глазами Бланш, вдруг встрепенулся.
— Ах, легендарный кабинет доктора Нострадамуса! Храм открывшихся истин и ошеломительной магии! — воскликнул он и повернулся к группе гугенотов. — Господа, должен предупредить вас, что я ревностный католик, преданный Папе Пию Четвертому. Но прежде всего я предан маэстро Мишелю де Нотрдаму и с почтением отнесусь к его гостям, кто бы они ни были. Более того, я пользуюсь случаем, чтобы посвятить доктору Нострадамусу всю мою жизнь, и объявляю себя его рабом!
Произнеся все это, Шевиньи бросился перед Мишелем на колени.
Ошеломленная Жюмель пристально посмотрела на мужа.
— Где ты нашел этого придурка?
Мишель пожал плечами.
— Это он меня нашел, — буркнул он.
Потом повернулся к юноше:
— Друг мой, мне сейчас не до вас. Как-нибудь в другой раз решите, кому посвятить жизнь.
Шевиньи поднялся, опираясь о колено Бланш, которая не выказала неудовольствия.
Тут Амальрик де Мован вскочил на ноги.
— Мне кажется, я слышу лошадиный топот. Может, это наконец наши?
Бартале тоже поднялся и покачал головой.
— Сильно сомневаюсь. Триполи был в Амбуазе, но скрылся после того, как обнаружился план штурма королевской резиденции. Других руководителей нашей партии в этих местах нет.
Луи Поль помрачнел.
— Это может быть и подкрепление ополченцам. Известно, что здесь объявился Ришелье, Монах.
Он поглядел на Мишеля, который стоял у окна и вглядывался в улицу, ничего не замечая.
— Вы говорили о нем в одном из катренов, помните, доктор Нострадамус? В том неизданном, что вы давали мне прочесть.
Мишель убедился, что цокот копыт затих вдали, обернулся и кивнул:
— Да, я помню.
И прочел наизусть:
De nuict viendra par la forest de Reines,
Deux pars valtorte Herne la pierre blanche.
Le moine noir en gris dedans Varennes,
Esleu cap, cause tempeste, feu sang tranche.
В ночи они проникнут в Рейнский лес.
Две пары окружным путем придут
К белому камню королевы.
Монах увидит серого в Варенне,
Избранный муж поднимет шум, горит кровавая пластина[23].
— Действительно, — объяснил он. — Думаю, что черный монах, ставший серым, то есть лишившийся сана и назначенный капитаном, — это Ришелье. Из-за него будет пожар и кровь и полетят головы.
— Но я не понимаю, о каких местах вы говорите. Вареннов во Франции по меньшей мере тридцать, включая реку.
— Варенн, лес в Ренн-ан-Гренуйе, Воторт, Эрне, Пьер Бланш — все это названия мест в провинции Майны, к северу от Луары.
— Но там пока не идут бои.
— Да, но если мои предсказания точны, то скоро будут сражаться и там.
Шевиньи, который гладил плечи Бланш, наверное, чтобы ее утешить, оторвался от своего занятия и воздел руки к небу.
— Пророк! — крикнул он. — Величайший пророк всех времен! Как чудесно находиться с ним в одной комнате и дышать одним воздухом!
Жюмель бросила на него саркастический взгляд. Она уже приготовилась сказать какую-нибудь колкость, но тут на пороге появилась Кристина.
— Обед готов? — спросила Жюмель.
Кристина была еще бледнее, чем обычно.
— Нет, мадам… Случилось нечто ужасное… Бульон кипел, и вдруг из кастрюли полезли скарабеи… Десятки — что я говорю? — сотни! Вся кухня в этих мерзких тварях!
Мишель вскрикнул:
— Как при дворе Екатерины! Значит…
Закончить мысль он не смог: с улицы снова донесся конский топот, на этот раз совсем близко. Цокот и ржание слышались уже под окнами. В следующий миг в дверь с силой постучали.
— Откройте! Именем короля!
Владетели Мована выхватили шпаги. Жюмель тоже решительно поднялась, несмотря на живот.
— Пойду за арбалетом. Пригодился однажды, пригодится и сейчас.
На лбу у Мишеля выступил пот. Он сделал отрицательный жест:
— Сопротивляться бесполезно. Открывать пойду я. Постараюсь их задержать.
Он отстранил Кристину и, прихрамывая, вышел в коридор. Стук в дверь продолжался. С отчаянно бьющимся сердцем он поднял задвижку. Дверь распахнулась.
От удивления у Мишеля закружилась голова.
— Бертран!
— Собственной персоной! — улыбаясь, ответил младший брат. — Граф Танде послал меня и Марка Паламеда освободить вас от ополченцев. Чего ты ждешь? Обними меня!
Братья обнялись так крепко, что, казалось, никогда не оторвутся друг от друга. Потом Мишель отстранил Бертрана и оглядел его с головы до ног. Он расстался с братом, когда тот был почти ребенком, а теперь перед ним стоял взрослый мужчина. На нем была кольчуга, украшенная знаками правителя Прованса, волосы скрывал шлем с длинным забралом. Там, где кончались доспехи, под тканью угадывалась мощная мускулатура.
— Ты очень изменился, — прошептал Мишель.
— А ты нисколько, — восторженно ответил Бертран. — Дай же я войду, мне столько надо тебе рассказать! Помнишь ту курочку-молодку, Джулию Чибо-Варано?
— Да. — Мишель был в замешательстве.
— Ну так вот: я встретил ее в Танде на прошлой неделе. Она собиралась в Италию. Ты бы видел, в какую женщину она превратилась! Вылитая мать, со всеми… ну ты понимаешь. Но что, я через порог буду тебе все это рассказывать?
— Да нет, входи, входи, — сказал Мишель, — располагайся.
И всем сердцем пожелал, чтобы владетели Мована успели вложить шпаги в ножны.
ЗАТВОРНИЦА
— Известия, которые вы сообщили, весьма утешительны, — сказал падре Жан Леюни, директор римской коллегии ордена иезуитов.
Падре Михаэлис кивнул.
— Совершенно верно. Даже я не ожидал, что Франция так быстро капитулирует перед так называемой церковью реформатов.
Он замолчал, схватившись за сиденье: экипаж, в котором они ехали по Риму к собору Сан Марчелло, проезжал тряский переулок.
— Все началось с заговора в Амбуазе и с последующих репрессий, — продолжал он. — Поражение еретиков обращается в победу.
— Как такое возможно? — спросил падре Леюни.
