Каждый из кодексов имеет свою историю, полную загадок. Считается, что наибольший вклад в их изучение внес живший в XIX веке немецкий ученый — палеограф, богослов и русский дворянин, барон Людвиг фон Бекендорф. В частности, с его именем связывают сенсационное открытие так называемого Синайского кодекса в монастыре Святой Катерины, что у подножия горы Синай. Бекендорф был профессором Лейпцигского университета и оставил огромное богословское наследие, с которым каждый уважающий себя ученый-палеограф просто обязан был ознакомиться. Трубецкой не был исключением. Именно в одной из работ Бекендорфа, посвященной критическому анализу Нового Завета, Сергей Михайлович как-то прочитал удивительный вывод немецкого ученого: «Во многих отрывках Нового Завета содержатся такие серьезные искажения смысла, что мы вынуждены с болью в сердце признать, что не знаем, о чем на самом деле писали апостолы». Вот так, ни больше и ни меньше!
Именно поэтому, когда воскресным вечером в его дверь позвонил незваный гость, представившийся Гансом Мюллером из Лейпцига, который приехал к профессору Трубецкому по срочному делу, связанному с именем Бекендорфа, Сергей Михайлович проявил гостеприимство и пригласил иностранца в дом. Впрочем, уже тогда кое-что его насторожило. «Иметь в Германии имя Ганс и фамилию Мюллер — все равно что не иметь ни имени, ни фамилии, — мелькнула у Трубецкого мысль, когда он закрывал за гостем дверь. — Наверное, это вымышленное имя… Однако посмотрим, что ему нужно». Он предложил господину Мюллеру оставить пальто в прихожей и пройти в его кабинет.
У Сергея Михайловича была буквально минута, чтобы рассмотреть гостя. Иностранец был худощав, лет пятидесяти и, видимо, в прекрасной физической форме. Отличный темно-серый костюм из холодной шерсти в мелкую полоску, безукоризненная белая сорочка и со вкусом подобранный галстук свидетельствовали о респектабельности посетителя. Он был аккуратнейшим образом подстрижен и чисто выбрит. Трубецкой же был одет и выглядел по-домашнему, что, к счастью, его совершенно не смущало.
— У меня обстановка рабочая, я гостей не ждал, — сказал для проформы Сергей Михайлович, занимая место в своем любимом кожаном кресле и указывая на заваленный бумагами стол. — Прошу вас, садитесь, — пригласил он гостя.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — заметил на это иностранец, присаживаясь на единственный имеющийся в комнате стул. — Незваный гость хуже хазарина — так, по-моему, говорят в России? Это я прошу прощения, что потревожил вас без предупреждения, однако дело, по которому я прилетел из Германии, не терпит отлагательств. Кстати, чтобы развеять ваши возможные сомнения о незваном госте в моем лице, я хотел бы предложить вашему вниманию письменную рекомендацию от одного вашего старого знакомого. Он же дал мне ваш домашний адрес.
Мюллер протянул Трубецкому незапечатанный конверт, в котором лежало адресованное Сергею Михайловичу письмо на русском языке. В нем содержались самые положительные рекомендации относительно господина Мюллера и просьба содействовать ему по мере возможности. Письмо было написано на бланке Библейского общества Великобритании, а под ним стояла подпись: доктор философии Натан Ковальский.
— Вот как? — спросил с удивлением Трубецкой. — Натан теперь возглавляет такую авторитетную структуру? Не знал. Рад за него. Так чем могу служить, господин Мюллер? Где вы научились так хорошо говорить по-русски?
— Я учился в Москве, в 80-х, еще до объединения Германии. Но позвольте, я опущу вступительную часть и перейду сразу к делу. Вы, возможно, знаете, что в этом году должен быть завершен весьма амбициозный проект по размещению в Интернете полного текста Синайского кодекса — не только древнейшего, но и наиболее полного списка Библии, открытого Людвигом фон Бекендорфом в середине XIX века. Так вот, в связи с этим проектом было решено восстановить в деталях биографию известного ученого и историю его основных открытий. Как ни удивительно, но до сих пор этого никто не сделал. И вот тут-то у исследователей возникла масса вопросов.
Во-первых, как оказалось, существуют обоснованные сомнения относительно времени написания многих открытых им документов. Ведь то, что возраст всех трех основных кодексов — Ватиканского, Александрийского и Синайского — установлен исключительно палеографически, то есть по стилю письма, является непреложным фактом. Однако, к примеру, Ватиканский кодекс попал в Ватикан лишь около 1475 года, первое упоминание о нем в Ватиканской библиотеке относится к 1481 году, а до этого история его туманна. К нему не было и практически нет доступа, но я могу вам сказать, что кодекс этот написан по-гречески на превосходном, сохранившем свою гибкость пергаменте, отдельными мелкими заглавными буквами, в три столбца на странице. Никому не известно, как этот список попал в Ватикан. И надо же — не кто иной, как именно Бекендорф, был первым исследователем, который получил к нему доступ. К вящей радости Папы Римского молодой ученый возвеличил его, а вместе с ним и Ватиканское книгохранилище, и себя самого, заявив — без всяких доказательств, только на основе «стиля письма», — что этот список относится к IV веку нашей эры, а потому является самым древним из известных на тот момент. Ватикан охотно поверил «авторитетному» заявлению молодого европейского ученого, и все были довольны, хотя и до поры до времени. Лишь недавно эти оценки Бекендорфа были подвергнуты обоснованной критике. Теперь Ватиканский кодекс относится к периоду между VI и XII веками, хотя следует признать, что ничто не мешало любителю красивых книг древнего образца заставить хорошего писца и в XVI веке сделать себе на пергаменте такую копию по древнему способу писания, как его тогда понимали. Позднее, когда Бекендорф открыл и Синайский кодекс, он стал утверждать, что оба эти документа написаны чуть ли не одним человеком, хотя никаких доказательств не существует.
Про Александрийский кодекс, который ныне хранится в Лондоне, известно лишь то, что патриарх Кирилл Лукарис подарил его в 1628 году английскому королю Карлу I. Он, как утверждается, написан ориентировочно около 400–450 годов нашей эры и является самым неполным документом из трех. Синайский же кодекс был обнаружен в середине XIX века лично Людвигом фон Бекендорфом, и история о его находке является чем-то средним между легендой в стиле Поджо Браччолини[2]и боевиком из серии про Индиану Джонса. Она требует отдельного разговора, и мы к ней еще вернемся.
Во-вторых, к этому же типу документов относится и так называемый кодекс Ефрема Сирина, хранящийся в Париже. В нем имеются только четыре Евангелия и Деяния Апостолов в параллельных, греческой и латинской, версиях, а ветхозаветные книги — только в отрывках. Во многих отношениях этот кодекс интереснее остальных, так как принадлежит к отделу так называемых палимпсестов, то есть вторично восстановленных документов. Согласно легенде, в XII или XIII веке некий безвестный писец в одном из парижских монастырей якобы взял старую Библию, старательно стер с нее весь текст (между прочим, как вы, наверное, хорошо понимаете, это — адский труд) и на этом пергаменте записал сочинения христианского богослова Ефрема Сирина. В таком виде пергамент находился сначала во Флорентийской библиотеке семейства Медичи, а оттуда попал в Парижскую национальную библиотеку, где консерватор рукописей по фамилии Гозе химическими средствами «восстановил первоначальный текст». Однако реставрация была сделана почему-то очень неумело, и читать этот «текст» было практически невозможно. И тут появился маг и волшебник Бекендорф. В 1840 году, находясь в Париже, в возрасте 25 лет, он «прочел» этот текст без привлечения каких-либо технических средств, только с помощью своего, очевидно, очень острого зрения, и издал его с незначительными пропусками как образчик Библии V столетия. Никаких оснований этой датировки приведено не было, кроме пресловутого «стиля письма», да их никто и не требовал. Именно с этой работы началась мировая слава барона Бекендорфа и его триумфальное шествие по миру в поисках древних рукописей Библии, «подлинного Нового Завета».
