Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
Красноармеец выругался и назвал фамилию в третий раз, добавив:
– …Который, мать его дрыном в глотку, Артём!
– Вот он сидит! – сказал Филиппок, усевшись и показывая на Артёма рукой. – Здесь! Вот!
Артём взял мешок и, не глядя ни на кого, пошёл к выходу.
Последним мелькнуло: владычка крестил веснушчатой рукой его спину.
* * *
– Мешок-то куда? Ещё покрывало возьми с подушкой, – сказал красноармеец, скалясь. – А то и диван волоки. Будешь как Иван-дурак на печи.
Лицо у него было как картошка в мундире, лопнувшая улыбкой.
“Словоохотливый…” – выпало в сознании Артёма единственное слово, но оно зародило способность к мышлению.
Артёму пришлось возвращаться обратно к своему к дивану.
Владычка принял мешок в руки и сказал уверенно:
– Сберегу до твоего возвращения.
На улице шёл дождь, Артёма привели в ИСО, он успел немного промокнуть, и остыть, и продышаться.
До сих пор он внутри этого здания не был – и не стремился туда.
Пройдя мимо пивших кипяток дежурных внизу, поднялись на третий этаж, красноармеец крикнул, приоткрыв дверь безо всякой надписи:
– Привёл заключённого из лазарета! – и назвал фамилию, в четвёртый раз её переврав.
Артём даже засмеялся – негромко, но искренне. Его точно привели не на расстрел – это уже было весело.
В кабинете сидела Галина за громоздким и некрасивым столом.
Или, быть может, сама она была стройна и по-женски деловита настолько, что стол казался таким чрезмерным, грубым.
На столе стояла печатная машинка, крупная и тяжёлая, как трактор.
Вся комната, кроме окон и стены за спиной Галины, была заставлена стеллажами. Там, видимо, хранились дела лагерников.
Она произнесла фамилию Артёма без единой ошибки:
– Горяинов?
– Да. Я.
– Артём?
– Артём Горяинов. Да.
Галина трогала бумаги на столе, но было видно, что она и так всё помнит отлично.
– Садитесь, – сказала она через минуту, как будто не помнила, что он стоит.
“Всё ты помнила…” – подумал Артём и сел на табурет у стола.
Табурет был шаткий.
Он попробовал, чуть привстав, его установить понадёжней, но Галя попросила:
– Сидите спокойно.
Артём уселся, однако ноги пришлось держать в напряжении – всё время казалось, что он сейчас завалится вместе со стулом на пол. Даже в виске заныло и в ребре отдалось.
“Лучше б я стоял…” – подумал Артём.
– Вот донесение… – Галина читала одну из бумаг и морщилась: видимо, от помарок и несуразностей письменной речи, – “…в ходе проверки обнаружил в мешке Горяинова карты игральные…”.
– Карты не мои. Я играть-то не умею. Мне их подкинули, – быстро сказал Артём.
Галина подняла глаза – они были зелёного цвета, – и очень спокойно, почти без эмоций, произнесла:
– Я. Ещё. Ничего. Не. Спра. Ши. Ва. Ла.
Артём замолчал.
Галина карандашом почесала лоб так торопливо, словно там только что сидела муха и теперь осталась щекотка от мушиных лапок.
За спиной Галины на стене висели бликующие, чистые – видимо, протёртые – портреты Троцкого и Дзержинского. Ленина почему-то не было.
Стараясь не привлекать внимания, Артём скосился в одну сторону, в другую – вдруг главный большевик где-то ещё есть, пока не замеченный… впрочем, крутить головой не стоило – Галя чуть сдвинула бумаги, и Артём увидел на столе, под стеклом, портрет Ленина из “Огонька” и рядом – портрет Эйхманиса, вырезанный из газеты и наклеенный на толстую бумагу или картон: чтоб не смялся и не стёрся.
– Откуда карты? – спросила Галина.
– Я объясняю, – терпеливо повторил Артём. – Не мои. Подбросили.
– Афанасьев? – быстро спросила Галина.
– Почему? – спросил Артём, шатнувшись на стуле и с трудом удержавшись.
– Афанасьев играет в карты.
– Может, играет, но не рисует, – пожал Артём плечами.
– Но карты у него могли быть? – спросила Галина.
Артём опять пожал плечами, на этот раз ничего не говоря.
Галина ироническим взглядом оценила этот жест. Артём почувствовал себя глупо: “Жму плечами, как гимназист…”
– Индус Курез-шах действительно не умеет говорить по-русски? – прозвучал неожиданный вопрос.
– Я не знаю. Он только пришёл, а я… попал в больницу, – Артём улыбнулся.
– Василий Петрович ничего не говорил о своём прошлом?
– Что-то было…
– Что?
– Занимался охотой. У него была собака Фет. Он из образованной семьи, отец говорил на нескольких языках… – Артём неожиданно понял, что ничего толком о Василии Петровиче не знает.
– Во время Гражданской войны он чем занимался? – бесстрастно спросила Галина, по-прежнему разглядывая разные бумаги на столе и время от времени трогая карандашом свой висок. Глядя на это, Артёму самому сильно захотелось почесать там, где ещё вчера были нитки.
– Воевал, – неуверенно ответил Артём.
– С кем?
Артём озадаченно молчал. Как-то нужно было грамотно и необидно ответить: с вами? С большевиками?
– Слушайте, вы у него спросите, я на самом деле не очень знаю. Я просто всегда был уверен, что он сидит как каэр, – ответил Артём.
Его куда больше волновало, что в комнате явственно пахло духами. Он даже немного захмелел от этого запаха: никаких духов он не слышал уже давным-давно.
– А вы что не воевали? – спросила Галина.
– С кем? – спросил на этот раз Артём.
Галина, в отличие от него, долго слов не подбирала.
– С нами, – ответила она просто. – Или против нас.
Артём мысленно отметил, что и “с нами”, и “против нас” вполне может означать одно и то же, и особого выбора тут нет.
– Вы же знаете, я по возрасту не подлежал призыву.
– Афанасьев не рассказывал, встречался ли он с поэтом Сергеем Есениным накануне его самоубийства? – спросила Галина.
“Прыгает с места на место”, – быстро подумал Артём и тут же ответил:
– Нет.
Галина аккуратно прихватила самый кончик карандаша зубками. В одном из соседних помещений кто-то болезненно и коротко вскрикнул – словно человека ударили, и он тут же потерял сознание.
На крики Галина не отреагировала, даже не подняла глаз, только, убрав карандаш, быстро облизала губы кончиком язычка.
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
