Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Однако казаку на болячки жаловаться было негоже. Кряхтя и вспоминая разные, но не слишком сложные выражения, не стесняясь при этом повторов, потащился – пожалуй, это слово наиболее точно характеризовало стиль его передвижения – к корабельному гальюну. На обратном пути засек бездельничавшего джуру и немедленно припряг его к работе: послал варить кофе. Ничего не делающий подчиненный – прямое оскорбление начальника. Благо варить сей дивный напиток он джур давно научил. Кофе в Стамбуле загрузили со складов, попаданец сам за этим проследил, несколько мешков. В Европе кофемания только делала первые, робкие шаги, а казаки так предпочитали что-нибудь с градусами, без его указаний никто бы и не подумал грузить на корабли такой никчемный, с казацкой точки зрения, груз. Учитывая, что число потребителей его в войске было очень ограниченным, он не сомневался в судьбе захваченного кофе. Пойдут мешки с желанными зернами ему, как часть его доли в добыче. Доля была атаманская, так что туда не только дешево ценимый местной публикой кофе войдет.
Выпив, вовсю наслаждаясь ароматом горького напитка, чашечку черного как деготь кофе, Аркадий наконец стал чувствовать себя человеком, а не тараканом, побывавшим под тапком. Вследствие чего немедленно занялся делом сам. Приказал Юрке будить остальных джур, проверил сохранность злата-серебра и пороха, составлявших основную часть груза каторги, и пошел искать Васюринского, который наверняка проснулся раньше, потому как на корабле его уже не было.
Нашел друга легко, тот сидел с мрачным выражением лица на бочонке. Выглядел он очень постаревшим и уставшим.
– Привет, Иван!
– А-а-а… проснулся уже… привет.
– Чего такой грустный? До дому добрались. Ну, почти добрались, дальше нам никто помешать не сможет. Добычу взяли богатейшую, никогда и десятой доли такой казакам не доставалось. Гуляй, казак!
– Не понять тебе этого пока, Аркадий. Молод еще, вон проспался и небось на бабу готов залезть. А меня не только тяготы, еще и годы гнетут. Вроде и проспался, а сил… все равно нет. Мне дня и ночи для отдыха после таких трудов – мало. Так бы лежал и лежал… поел, попил и… опять валялся бы, сил набирался.
– Да какие твои годы?! – искренне удивился попаданец. – Тебе же до пятидесяти еще несколько лет осталось. Крепкий и нестарый мужчина. Как говорил один… популярный… человек: «Мужчина в расцвете лет».
– На завалинке возле хаты сидеть или с друзьями в корчме гулять – да, есть еще силенка. А вот так веслами махать без передыху… так уже и старик.
– Какой старик?! Ты чего? Да у тебя сил на двоих молодых достанет, еще и останется! Вон молодыки почти все у турецких берегов свалились и назад грузом ехали. Разве что шевелились иногда, порыгать. А ты всю дорогу греб как проклятый.
– То-то и оно, что как проклятый. Теперь сердечко бьется, вздохнуть толком не дает. Трое сегодня совсем не проснулись.
– Так разбудить их…
– Будить их теперь апостолы станут, или там черт какой, не знаю, куда душеньки их попали, надеюсь – в рай. Померли они. Прямо во сне. Все казаки опытные, не в один поход ходившие. С одним, Дмитром Нетудыхата, я не раз в одной чайке греб. Не выдержали их сердца такой нагрузки. Царство им небесное! – снял шапку Васюринский и перекрестился.
Аркадий дернулся было тоже снять шапку, но, вспомнив, что не надевал ее, просто перекрестился.
– Царство небесное! – повторил он. – Ну… что тут скажешь…
– А ничего и не говори. Сам знаю, что и тебе их смерть не в радость, хоть за одним веслом ты с ними не сидел. Беда в том, что поболее дюжины еще хоть и проснулись, да… не бойцы они теперь. Кое-кто так и не жилец, угаснут скоро. И не только те, кому сейчас плохо, некоторые, вроде бы очухавшиеся, чует мое сердце, так же скоро поумирают. Почти все – из лучших.
Некоторое время оба помолчали, потом Иван продолжил:
– Я уж не говорю, что душа за совсем не вернувшихся болит. Тех, кто утонул, тех, кто на парусниках сейчас со злой судьбинушкой спор ведет. Сколько их до наших берегов доберется – один Бог ведает.
Аркадий невольно отвлекся и оглядел бухту, точнее, ее видимую с этого берега часть. Никаких парусников не наблюдалось. Вообще.
«Епрст! Действительно, ни одного парусника не видно. А ветерок-то, – Аркадий прикинул направление ветра, – северо-восточный, прямо им в лицо. Обратно к туркам их сносит. А уж как турки этой встрече порадуются… лучше и не представлять… облеваться даже при полностью пустом желудке можно. А там же больше половины добычи и почти половина людей… беда. Дорогонько нам этот поход может стоить. Ой, прав я был, когда против него возражал, да атаманов и танк не удержал бы, так пограбить рвались. Государственные деятели, мать их!..»
Глядя на обычно излучавшего уверенность, силу и энергию друга, сегодня какого-то потухшего и поникшего, попаданец только сейчас осознал, что совсем не случайно в этом мире его ровесники выглядели, почти все, куда старше, чем он сам. И его часто за юнца принимали. А Васюринский прожил уже солидно за сорок лет.
«Да как прожил! Казацкий год смело не за три – за семь засчитывать. Вот и поистрепался его организм в походах и битвах. Чего-чего, а жалеть себя Иван не привык, всегда тянул лямку службы за двоих. В эти времена и цари-короли до пятидесяти не часто доживают. Господи! У него же лицо посерело, видно, всерьез сердце схватило. Не дай бог, инфаркт…»
Видимо, испуг за здоровье друга так явственно был виден на лице Аркадия, что Васюринский легко его прочитал:
– Да за меня не бойся, не сегодня и не завтра мне умереть суждено. Поживу еще, не одну вражью голову с плеч снести сумею. Посижу здесь немного, передохну, сердечко-то и успокоится.
Сказал это атаман уверенно, попаданец, здорово за него перетрусивший, поверил и немного успокоился. Поговорив еще немного, попрощался и пошел искать Хмельницкого – жизнь продолжалась, и стоило узнать, как продвигаются главные планы на этот год. Уже отойдя на приличное расстояние, сообразил, что фразу Васюринского можно было трактовать и как то, что он знает о том, когда умрет. Раньше, в «прошлой жизни», в подобное Аркадий не верил. Однако, пообщавшись тесно с характерниками, которые хоть и не были оборотнями, но обладали некоторыми удивительными знаниями, вероятно, сохраненными ими еще с языческих времен, стал относиться к таким вещам без излишнего скепсиса.
«Интересно, знает он дату своей смерти или нет? Приходилось читать, что такие люди были, а характерники-то, в натуре – колдуны. Пожалуй, может и знать. Но я в этом случае на его месте оказаться бы не хотел. Знать точно, когда эта, в белом и с косой, но не Тимошенко, придет… брр. Ох и неуютно он, наверное, себя чувствует».
Парусникам действительно пришлось несравненно труднее. Им предстояло двигаться на норд-норд-ост, а ветер сменился к тому времени на ост-норд-ост. Какие-нибудь англичане или голландцы, возможно, и смогли бы передвигаться в нужном направлении, даже несмотря на усиление ветра, но казакам это было сделать очень трудно. Пусть в эскадре доминировали латинские паруса, собственно, на судах османской постройки они были основными, идти против ветра, да в шторм, не всякий сможет. Увы, не смогло достаточно много кораблей. Наличие на кораблях моряков-греков помогало управляться с парусами, но… то ли они были хуже моряков океанского флота, то ли капитаны в таких случаях нужны поопытней.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
