– А он что, не с нами?
– В номер пускают только двоих. А у него есть дела в другом месте. Нам сюда.
– А что это за такой отель? – поинтересовалась Кья, входя в автоматически распахнувшиеся двери лифта.
– Отель? – Масахико неловко откашлялся. – Это отель любви.
– Какой еще любви? – Лифт плавно пошел вверх.
– Ну, комнаты такие. Для секса. С поминутной тарификацией.
– А-а, – кивнула Кья, словно теперь ей все стало ясно.
Лифт выпустил их в узкий коридор со множеством дверей и тусклыми светополосами, вделанными в стены на высоте щиколотки. Масахико уверенно двинулся налево. Подошел к одной из дверей и открыл ее ключом из розовой чашки. Как только он переступил порог, в комнате вспыхнул свет.
– А ты уже бывал в таких местах? – Кья почувствовала, что краснеет, и смутилась из-за этого еще больше.
– Нет. – Масахико закрыл дверь, секунду поизучал замок и нажал две кнопки. – Но здешним клиентам иногда требуется выйти в сеть. У отеля хорошая система переадресовки, проследить, что ты работал именно отсюда, почти невозможно. Ну и телефон, тоже очень надежная защита.
Кья огляделась по сторонам. Главное место в комнате занимала круглая кровать, обитая розовой пушистой материей, на манер той, из которой делают игрушечных зверей. Ковер на полу был белый как снег и лохматый – сочетание, живо напомнившее ей мерзейший сахарный батончик «Ринг-динг».
Треск расстегиваемой «липучки»; Кья обернулась и увидела, что Масахико снимает черные подтяжки. Затем он разулся (один из серых нитяных носков продран на большом пальце) и сунул ноги в белые бумажные сандалии. Кья взглянула на свои мокрые ботинки, не слишком уместные на пушистой белизне ковра, и решила сделать то же самое.
– А почему тут все так странно выглядит? – спросила она, наклоняясь, чтобы развязать шнурки.
Масахико безразлично пожал плечами, Кья заметила, что значок биологической опасности на клетчатой сумке был почти того же цвета, что искусственный мех кровати.
Заметив в углу открытую дверь, за которой угадывалась ванная, она прошла туда и закрылась на задвижку. В ту же самую секунду вспыхнул неяркий свет и зазвучало птичье пение. Ванная была немногим меньше спальни, с черными, блестящими стенами и кафельным полом в черно-белую шашечку. Кроме черной ванны (такой большой, что ее можно было считать миниатюрным плавательным бассейном), здесь имелось некое устройство, в котором смутно угадывался унитаз. Навороченный почище того, у Эдди в конторе. Оставив сумку с «Сэндбендерсом» у двери, Кья осторожно подошла к опасному устройству и начала его изучать. Черный пластик, черный фаянс и хромированный металл. Спинка и подлокотники, вроде как у парикмахерского кресла. На установленном рядом дисплее непрерывно, по циклу, меняются японские надписи с небольшими английскими включениями… (А) Удовольствие… (В) Суперудовольствие…
– Ага, – кивнула Кья.
Внимательнейшим образом осмотрев черное сиденье, она спустила трусы, присела, упираясь руками в колени, и помочилась, так и не войдя в соприкосновение со зловещей посудиной.
Ну а спускать, это мы оставим кому-нибудь другому, решила Кья, ополаскивая руки над раковиной, но в тот же момент от унитаза донесся шум бурно льющейся воды.
Рядом с раковиной лежал пакет из глянцевой розовой бумаги с надписью белыми загогулистыми буквами: «Туалетный наборчик для юных». Кья открыла пакет, для чего ей потребовалось отлепить бантик из серебристой пластиковой ленточки, и заглянула внутрь. Уйма мелко расфасованной косметики, а еще презервативы, самые разные, штук десять – пятнадцать, и все упакованы на манер конфеток.
Чуть левее зеркала над раковиной висел черный лакированный шкафчик, единственный предмет в ванной, выглядевший по-японски, в смысле по-старо-японски. Кья открыла дверцу, вспыхнувшая внутри лампочка осветила три стеклянные полочки, на которых выстроились по росту пластиковые модели мужиковых членов, от самых больших до совсем маленьких, самых разных, порою диких расцветок, и все аккуратно завернуты в целлофан. Были там и другие, непонятные штуки: пупырчатые шарики, нечто вроде большой соски-пустышки, резиновые, надутые воздухом колечки с длинными упругими усиками. А посреди всего этого хозяйства стояла кукла с черными волосами, одетая в красивое кимоно из золотистой ткани и цветной бумаги. Кья хотела взять куклу, чтобы рассмотреть поближе, но кимоно и парик снялись с нее, как чехольчик, а на полке осталась еще одна пластиковая модель, только у этой были нарисованы глаза и губы. При попытке вернуть кимоно с париком на место все на полке попадало, и тогда она просто закрыла шкафчик. И еще раз вымыла руки.
А в спальне Масахико занимался делом, подключая извлеченный из клетчатой сумки компьютер к черной консоли, стоявшей на полке вместе с какими-то еще штуками. Кья поставила свою сумку на кровать. Раздался негромкий мелодичный звон, а затем меховая поверхность ожила, по ней покатились медленные концентрические волны, сходящиеся к сумке, приподнимая ее и опуская, поднимая и опуская…
– Ик, – сказала Кья и сдернула сумку на пол; кровать снова звякнула и начала успокаиваться.
Масахико мельком оглянулся и продолжил свое занятие.
Вопреки первому впечатлению в комнате все-таки было окно, прикрытое чем-то вроде раздвижной ширмы. Кья подергала защелки, державшие ширму на месте и в конце концов сдвинула ее в сторону. Окно выходило на парковочную площадку, обнесенную металлической сеткой, и низкое коричневатое строение со стенами из гофрированного пластика. На площадке стояли три грузовика, не слишком новые и даже не слишком чистые, в отличие от всех машин, которые она видела в Японии до этого. Серая (вроде бы) мокрая (уж это точно) кошка вылезла из-под одного грузовика и в два прыжка переместилась под другой. Дождь как шел, так и шел.
– Порядок, – сказал Масахико. – Теперь можно и в Крепость.
25. Идору
– Она здесь? Это в каком смысле? – спросил Лэйни, огибая корму «Шермана». На массивных стальных траках висели шматки закаменевшей грязи.
– Здесь мистер Куваяма, – прошептал Ямадзаки. – Ее доверенное лицо…
Группа людей за столиком. Двое мужчин и женщина. Идору.
Попробуй Лэйни заранее представить себе ее внешность, получилось бы нечто вроде профессионально выполненного микса из главной обоймы звезд современного японского телеэкрана. Обычная голливудская практика, приобретавшая при создании виртуальных персонажей силу непреложного закона: все их черты алгоритмически выводились из некоего человеческого среднего, надежно доказавшего свою популярность.
К Рэи Тоэи все это не относилось.
Ее длинные черные волосы свободно спадали по бледным обнаженным плечам. Бровей у нее не было, а белые, словно чем-то припудренные веки и ресницы резко контрастировали с огромными черными зрачками.
Их глаза встретились.
Весь мир куда-то поплыл. В самой структуре ее лица, в очертаниях подлежащих костей читались древние истории династической борьбы, бедствий и лишений, побегов от кошмара в кошмарную неизвестность и долгих бесприютных странствий. Он видел могильные камни на крутых склонах альпийских лугов, снег, заметающий наспех высеченные буквы. Белый пар из ноздрей низкорослых вьючных лошадок, бредущих след в след по неверному краю обрыва, видел тусклое серебро вьющейся внизу реки, слышал, как звенят в голубых, быстро сгущающихся сумерках привязанные к сбруе колокольчики.
