Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Примерно через год после покупки оба поняли, что, кроме общей жилплощади, их ничто не связывает, но оказалось, что однокомнатный шалаш, в котором не получилось рая, совершенно невозможно разменять на что-либо, напоминающее жильё. Так и жили вместе целых двадцать лет и даже спали друг с другом, поскольку для второй кровати места не оставалось.
Хорошо ещё, что у них не было детей. Или, напротив, плохо. Случается, рождение ребёнка пробуждает в супругах остывшие чувства. «Стерпится – слюбится» – так говорят только о семьях, в которых появляются дети. Квартира порой заставляет терпеть, но никогда не может заставить полюбить.
Частенько в мыслях своих Горислав Борисович, «не взяв ни рубля, ни рубахи», уходил во тьму неизвестности, оставив несостоявшийся рай супруге. А когда с деньгами стало чуть полегче (добавили двадцать рублей из директорского фонда, а по прошествии пятнадцати лет квартплата стала на самую каплю, но меньше), купил домик в деревне Ефимки, на Новгородчине, в трёхстах пятидесяти километрах от Ленинграда. Купил, представляя, как уедет в деревню навсегда, а жена пускай остаётся в городе, живёт в своё удовольствие в отдельной квартире.
В ту эпоху деревенские дома дозволялось покупать или строить лишь постоянным жителям. Местные советы боялись наплыва дачников и оформляли покупку только при условии прописки на новом месте. Причём кроме прописки требовали оформление на работу в колхоз или совхоз. Последнее совершенно незаконно, но в нашей стране власть, как все знают, выше закона и ворочает им, что дышлом, насмерть ушибая неугодных.
Впрочем, закон обладает свойствами не только дышла, но и столба, так что обойти его Горислав Борисович сумел. Деньги за дом были переданы с глазу на глаз, а официально хозяйка, которую взрослые дети увозили к себе, выдала Гориславу Борисовичу доверенность на распоряжение домом и экземпляр завещания, по которому дом после её смерти отходил всё тому же Гориславу Борисовичу.
Конечно, такая схема открывала обширные возможности для мошенничества, но на практике обманы случались редко. Там, где главным нарушителем закона является государство, мелкие нарушители вынуждены быть честными по отношению друг к другу. Во всяком случае, через пару лет Горислав Борисович стал полноправным владельцем деревенского дома, который ему не дозволялось купить.
Разумеется, навсегда переезжать в деревню Горислав Борисович не стал, проводя на природе только месяц отпуска, хотя продолжал мечтать, как уйдёт, оставив супруге всё.
Потом случилось то, о чём Горислав Борисович очень не любил вспоминать. У него умерла тёща. Она тоже жила в однокомнатной живопырке и даже не в панельном доме, а в крупноблочной хрущобе. Жила одна, чему Горислав Борисович втайне завидовал. Выйдя на пенсию, тёща сумела очень быстро оформить инвалидность, после чего Инга прописалась у матери, якобы для того, чтобы ухаживать за немощной родственницей. Никакой заботы немощной родственнице в ту пору не требовалось, её сил и энергии хватало на троих, но это был единственный способ сохранить жильё в семье, не дать ему уплыть в резервный фонд государства. Сколько фиктивных разводов и иных семейных перетрясок советской поры объяснялось этой простой причиной! Однако время шло, силы и энергия иссякали, и к началу восьмидесятых тёща, оплаканная немногими родственниками и многочисленными приятельницами, отправилась на Шафировский проспект, в крематорий.
Поначалу Горислав Борисович и Инга ни о чём таком не думали. Стерпевшаяся пара обсуждала варианты обмена (две однокомнатные хрущобки случалось менять на трёхкомнатную в панельном доме), думали сдавать освободившуюся площадь, непременно девочкам-студенткам, которые не станут портить ни обои, ни мебель… Но в любом случае сначала квартиру следовало привести в порядок. Инга отправилась в Ульянку разбирать завалы материного барахла, а потом как-то само собой получилось, что она переехала туда совсем, оставив «всё» Гориславу Борисовичу.
Так обычно и бывает: один мечтает, а другой – делает.
Поступок супруги, которая даже не посчитала нужным развестись, больно ударил по мужскому самолюбию Горислава Борисовича, и он ещё сильнее невзлюбил городскую квартиру, в которой теперь был полновластным хозяином.
Когда стряслась перестройка, различия в характерах бывших супругов проявились особенно ярко. Инга прекратила инженерствовать и сновала в Польшу и обратно, перевозя кучи всевозможного шмотья. Несколько раз она появлялась у Горислава Борисовича, предлагая ему принять участие в каком-нибудь безумном проекте, от чего бывший муж с ужасом отказывался. Сам Горислав Борисович выбрал иную тактику поведения. Он старался не заработать побольше, а сэкономить, где только можно. Предпочитал штопать прохудившиеся носки, но не покупать новые.
Родное предприятие Горислава Борисовича очень быстро стало лихорадить. Зарплату предлагали готовой продукцией, а кому они нужны – цветастые мадаполамовые платки? Это капроновые носочки быстро стаптываются, и штопать их до бесконечности нельзя. А головной платок, ежели стирать аккуратно, можно двадцать лет таскать. Так что не покупали готовую продукцию ни в городе, ни в деревне.
И всё же выход отыскался. Горислав Борисович договорился с руководством фабрики, что полгода он будет в отпуске за свой счёт, но зато остальные полгода платить ему будут деньгами, а не продукцией.
Безработные месяцы – с мая по октябрь – Горислав Борисович проводил в Ефимках, а пустующую квартиру сдавал девочкам-абитуриенткам, приехавшим поступать в самый престижный вуз города – финансово-экономический. Таким образом, в деньгах Горислав Борисович ничего не потерял, а в здоровом образе жизни даже выиграл.
Горислав Борисович сыздетства любил ходить в лес, желательно за ягодами. Теперь он превратил бывшую слабость в статью дохода, собирая ягод больше, чем нужно одному, а потом торговал, стоя возле универсама, клюквой, брусникой и вареньями, закатанными по пол-литровым банкам: черничным, голубичным и морошковым. Варенье Горислав Борисович делал сам, это у него всегда хорошо получалось, в то время как Инга и ягоды собирать не любила, и варенье варить отказывалась, предпочитая покупные конфеты, желательно – шоколадные. Продавец из Горислава Борисовича был аховый, так что и доход от ягодной торговли оказывался невелик, но всё не из дома, а в дом. Курочка по зёрнышку клюёт…
Огород в Ефимках, прежде номинальный, Горислав Борисович расширил и привёл в порядок. Он бросил сажать салатики и петрушку, обратившись к основательным культурам и, бывало, высчитывал, сколько им сэкономлено на свёкле, кабачках и луке. Луком и чесноком экономный дачник снабжал себя на весь год, моркови и свёклы хватало до февраля, а картошки всего на месяц. Можно было бы нарастить и больше, но билеты на поезд непрерывно дорожали, возить картошку в город стало невыгодно.
Зато деревенское молоко было дешёвым и вкусным. Городские сливки ему в подмётки не годились, так что, покуда Храбровы корову не сдали, Горислав Борисович был своей жизнью вполне доволен.
Начав ходить в прошлое, Горислав Борисович не слишком задумывался, как это у него получается. Подобно большинству мечтательных натур, реальную жизнь он воспринимал как данность, не затрудняясь тайнами бытия. Он ходил по туманной тропе легко и безотчётно, как птица летит на старые гнездовья и рыба плывёт в нерестовую речку. Неосознанным чутьём он понимал, что цель должна быть ясна и конкретна: дойти туда, где люди с коровой мечтают о вольных сенокосах, отыскать пропавшего Никитку, съездить с Савостиными в гости к куму. Точно так же знал, что врать на тропе не стоит ни себе, ни другим. Лживые словеса плетёшь, ноги тоже заплетаются и выводят на лживую дорожку. Отчего так происходит? – Да не всё ли равно! Про пьяное заклятие Горислав Борисович сказал, не думая, но с полной убеждённостью. Так оно и вышло. Его тропа, ему и правила устанавливать.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
