Уилл пораженно кладет голову на стол. Мы с Эдди переглядываемся, и наш смех стихает, поскольку мы уважаем его попытки завести с нами серьезный разговор.
Эдди вздыхает и выпрямляется.
— Мистер Купер? — говорит она. — Я ничего не расскажу. Клянусь. В любом случае, это не так уж важно.
Он поднимает на нее взгляд.
— Это важно, Эдди. Это я и пытаю вбитьв ваши головы. Если вы не будете относиться к этому, как к чему-то важному, то станете вести себя беспечно. Что-то может выйти наружу. У меня слишком многое стоит на кону.
Мы обе вздыхаем. Энергия в комнате мгновенно испаряется. Кажется, будто все веселье нашего задержания всосала в себя черная дыра. Эдди тоже это чувствуется, и пытается исправить ситуацию.
— А вы знаете, что Чак Норрис любит, чтобы у него на кону стоял… — Эдди не успевает закончить предложение, поскольку Уилл больше не выдерживает. Он бьет кулаками по столу и встает. Мы с Эдди перестаем смеяться. Я смотрю на нее широко распахнутыми глазами и качаю головой, давая понять, что Чаку Норрису нужно отступить.
— Это ну шутка, — говорит он. — Это очень важно! — Он тянется и достает что-то из своего ящика, а затем быстро идет к нашему месту в конце комнаты. Он бросает картинку на место, где соединяются наши парты, и переворачивает ее. Это фотография Колдера.
Он указывает на нее пальцем и говорит:
— Этот мальчик. Этот мальчик очень важен.
Он делает шаг назад и хватает парту, переворачивая ее, чтобы смотреть на нас, когда садиться за нее.
— Не думаю, что мы тебя понимаем, Уилл, — говорю я, переглядываясь с Эдди. Она согласно качает головой. — Какое отношение имеет Колдер к тому, что Эдди знает?
Он делает глубокий вдох и наклоняется над партой, чтобы забрать фотографию. Я вижу по его глазам, что его воспоминания не из приятных. Он кладет фото на свою парту и откидывается на стуле, складывая руки на груди.
— Он был с ними… когда это случилось. Он смотрел, как они умирали.
Я ахаю. Мы с Эдди уважительно молчим и ждем продолжения. Я начинаю чувствовать, что это разговор не из простых.
— Нам сказали, это чудо, что он выжил. Всю машину смяло. Когда на месте происшествия появился первый человек, Колдер все еще был прикреплен поясом к тому, что осталось от заднего сидения. Он кричал имя нашей матери, пытаясь заставить ее обернуться. Ему пришлось сидеть там целых пять минут в одиночестве, и смотреть, как они умирают.
Уилл прочищает горло. Эдди тянется под стол, хватает меня за руку и сжимает ее. Никто из нас не произносит ни слова.
— Я сидел с ним в больнице, пока он приходил в себя, целых шесть дней. Ни на минуту не оставлял его… даже ради похорон. Когда приехали мои бабушка с дедушкой, чтобы забрать его к себе домой, он заплакал. Колдер не хотел уходить. Хотел остаться со мной. Он умолял меня взять его с собой в кампус. У меня не было ни работы, ни страховки. Мне было девятнадцать. Я ничего не знал о том, как растить ребенка… и я дал им забрать его.
Уилл встает и подходит к окну. Какое-то время он ничего не говорит, просто смотрит на медленно пустеющую парковку. Он поднимает руки к лицу и будто смахивает что-то с глаз. Если бы здесь не было Эдди, я бы его обняла.
В конце концов, он вновь поворачивается к нам.
— Колдер ненавидел меня. Он так злился, что не отвечал на мои звонки днями. Я был посреди футбольного матча, когда начал задумываться над своим выбором. Я изучал мяч в своих руках, пробегаясь пальцами по коже, по буквам бренда, напечатанного сбоку. Этот вытянутый, сфероидной формы шар, который даже фунта не весил. Я выбирал этот глупый кожаный шар в моих руках вместо собственной крови и плоти. Я ставил себя, свою девушку, стипендию… я ставил все превыше этого маленького мальчика, которого любил больше всего на свете. Я уронил мяч и ушел прямо с поля. Я добрался до своих бабушки с дедушкой в два часа ночи и схватил Колдера прямо с кровати. Этой ночью я привез его домой. Они умоляли меня этого не делать. Говорили, что для меня это будет слишком сложно, и я не смогу дать ему то, что нужно. Я знал, что они были не правы. Знал, что все, что действительно нужно Колдеру — это я.
Он поворачивается и медленно идет к парте перед нами и кладет руки по обе ее стороны. Уилл смотрит на нас двоих, по нашим лицам текут слезы.
— Я провел последние два года своей жизни, пытаясь убедить себя, что принял правильное для него решение. Так что, моя работа? Моя карьера? Жизнь, которую я пытаюсь выстроить для этого мальчика? Это оченьважно. Это очень важнодля меня.
Он спокойно возвращает парту на место в проходе и направляется в начало комнаты, хватая свои вещи и покидая кабинет.
Эдди встает, идет к столу Уилла и хватает коробку салфеток. Она приносит ее и плюхается на свое место. Я достаю салфетку, и мы обе вытираем глаза.
— Господи, Лэйкен. Как ты это делаешь? — спрашивает она.
Она сморкается и хватает еще одну салфетку из коробки.
— Что делаю? — Я хлюпаю и продолжаю вытирать слезы с глаз.
— Как ты не влюбляешьсяв него?
Мои слезы потекли с новой силой. Я хватаю еще одну салфетку.
— Я в него не влюблена. Я очень сильно в него не влюблена!
Она смеется и сжимает мою руку, пока мы добровольно отсиживаем наше очень даже заслуженное задержание.
И я знаю, что нужен тебе в соседней комнате
Но я парализован здесь.
-The Avett Brothers, 10,000 words
Глава Четырнадцатая
У меня никогда не было секса. Я была близка к этому однажды, но в последнюю минуту струсила. Моими самыми долгими отношениями были с парнем, которого я встретила перед своим семнадцатилетием.
У Керриса был брат, который учился в колледже, и он привел домой друга на весенние каникулы два лета назад. Его звали Сет, и ему было восемнадцать. Мне казалось, что я любила его. На деле, мне просто нравилось, что у меня есть парень. Он учился в Университете Техаса, который находился в добрых четырех часах езды.
Мы были вместе около шести месяцев. Часто болтали по телефону и в интернете. На тот момент мне стукнуло семнадцать, и мы часто это обсуждали, потому я решила, что была готова к сексу с ним. В ту ночь мой комендантский час растянулся до полночи, потому он снял номер в отеле, а маме мы сказали, что идем в кино.
Когда мы добрались до отеля, мои руки трусились. Я знала, что передумала, но была слишком напугана, чтобы признаться ему в этом. Он вложил в это столько усилий. Даже привез свои простыни и одеяла из дому, чтобы обстановка была более интимной.
