– Влюбился, не так ли? – насмешливо спросил он. – Черт побери, Рэндольф, ведь ты любишь ее? Первый и, надеюсь, последний раз меня наказывают за то, что я совершил два года назад.
– Ты требуешь удовлетворения? – повторил граф.
Сэр Альберт протянул руку.
– Пока помоги мне встать, – произнес он. – Это то малое, что ты все же можешь для меня сделать. Теперь у меня будет чертовский синяк, и придется по крайней мере раз двадцать объяснять любопытствующим, как я его получил. Скажу, что налетел на косяк двери. Самое простое объяснение, какое придумывают в таких случаях, не так ли? И самое унизительное. Черт побери, Рэндольф, если ты наносишь удар, то хотя бы думай о последствиях. У меня голова будет гудеть целый месяц.
Граф помог приятелю подняться, а затем молча протянул ему руку. Сэр Альберт посмотрел на нее и без лишних объяснений молча пожал. Они вместе покинули галерею.
Элинор с нескрываемым удовольствием окинула взглядом бальный зал. Ранее казавшаяся ей слишком большой, пустой и неуютной, комната празднично преобразилась. Дети, подумала она, будут в восторге, да и их родители тоже. Она собиралась сама встречать их, когда они приедут. Понимая, что для некоторых из них, если не для всех, надо сделать приезд в Гресвелл-Парк приятным праздником, она хотела, чтобы все почувствовали себя здесь хорошо и свободно. Ведь всего пару месяцев назад она, в сущности, была простая Элинор Трэнсом.
Она радостно улыбалась, видя, как ее семья, так помогшая ей, тоже с удовольствием смотрит на плоды своих трудов. Ее муж полагал, что все надо поручить слугам. Он предложил ей и свою помощь, все еще не веря в способности семьи Трэнсомов. Но стоило ей только намекнуть за ленчем, как они загорелись этой мыслью. Половина из них тут же отправилась в лес за еловыми ветками, несмотря на то что метель едва кончилась. Тетя Берил и тетя Рут полезли на чердак, чтобы поискать, что там еще осталось от игрушек, хотя утверждали, что почти ничего уже нет. Лорд Созерби вызвался поехать в деревню за лентами. Мюриель, Мейбл и Джордж решили составить ему компанию.
Все с энтузиазмом готовили зал для праздника. До того как начнут съезжаться гости, осталось не более часа, а надо было еще переодеться и привести себя в порядок.
– Итак, Элли, – воскликнул дядя Сэм, отвесив Элинор галантный поклон, – что ты скажешь, если я приглашу тебя на вальс?
Элинор с игривым видом стала обмахиваться веером.
– Но, дядюшка, у меня все танцы обещаны. Моя карточка вся исписана. Мне очень жаль, – жеманничая, ответила Элинор.
Она рассмеялась, и дядюшка дружески обнял племянницу за плечи.
– Ты счастлива, Элли? – спросил он.
Она кивнула. Ее муж и мистер Бедкомб держали высокую лестницу, на самой верхушке которой стоял, опасно балансируя, сэр Альберт и прикреплял к люстре рождественские игрушки. Все трое сняли свои сюртуки. Элинор подумала, что этим молодым людям впервые доводится заниматься таким делом.
– Он хороший человек, Элли, – сказал дядя Сэм племяннице. – Твой отец сделал неплохой выбор. Хотя я думаю, моя девочка, ты тоже в этом поучаствовала. Ты его любишь, скажи?
Элинор опять кивнула. Да, она его любила. Элинор поняла это сознательно и по-настоящему вчера ночью, когда проснулась оттого, что он занимался с ней любовью, и почувствовала, что отвечает ему. Возможно даже, она первая начала это. У нее было такое чувство, будто так и вышло. Впрочем, какая разница. Главное, они любили друг друга. Это был акт супружеской близости, союз двух тел. Но и что-то большее. Что-то, чего она так страстно ждала и хотела, но до вчерашней ночи еще не понимала своих желаний.
Они любили друг друга. Иначе и нельзя назвать то, что произошло прошлой ночью. Физически это была страсть, и настоящая, потому что он взял ее без грубости и боли и ввел в мир приятных наслаждений и покоя, о которых она не ведала. Эмоционально же их союз был… О, у нее просто не хватит слов, чтобы описать все, что она чувствовала.
Но сегодня снова появились какие-то неуверенность и натянутость. Она проснулась, когда он снял ее с себя и положил рядом на постели. Он не промолвил ни слова при этом, хотя видел ее открытые глаза и знал, что она не спит. Он просто встал с постели, а затем повернулся и заботливо поправил одеяло, укутав ее до подбородка, и лишь на мгновение посмотрел ей в глаза. Но сегодня они дружелюбно переглядывались и обменивались словами. Между ними не было привычной холодности. Но не более.
Ничто не напоминало о том, какими страстными и нежными любовниками они стали в эту ночь. Не просто муж и жена в привычной супружеской близости. Или ей все это причудилось? Возможно, муж не разделяет этих ее ощущений?
– Да, – подтвердила Элинор. – Я люблю его, дядя Сэм. Как мне хотелось бы, чтобы папа был с нами! – Неожиданная жестокая боль и чувство какой-то пустоты напомнили ей об утрате, и в горле появился комок, мешавший дышать. Сознание того, что отец никогда не сможет увидеть ни этого зала, ни собравшейся в нем семьи, ощутимо ранило ее.
Дядя словно почувствовал это и ободряюще сжал ее плечо.
– И мне тоже этого хотелось бы, детка, – промолвил он.
Через зал к ним шел граф. Он улыбался, отряхивая с себя пыль.
– Получилось все замечательно, правда, дядя Сэм? – воскликнул он.
– Что я могу тебе сказать, мой мальчик? – ответил дядя Сэм, отпуская плечо Элинор и широко разводя руки. – Сразу видно, что за дело взялись Трэнсомы. Это вы претендуете на следующий танец с Элли? Мне она сказала, что все ее танцы расписаны.
– Вот как? – удивился граф. – Но мне, надеюсь, она не откажет, не так ли, как вы считаете, дядюшка Сэм? Я ее муж. Вальс, миледи?
Элинор рассмеялась.
– Как скажет дядя, – проговорила она. – Что касается меня, то мне так весело, что голова пошла кругом и я забыла счет танцам и какой объявлен сейчас. – Она забавно захлопала ресницами, изображая растерянность.
Взяв ее за руку, граф обвел зал взглядом, словно искал кого-то среди весело беседующего общества.
– Джесон! – наконец громко крикнул он, увидев того, кто был ему нужен. – Вальс, пожалуйста. Садись за фортепьяно. Ты согласен быть аккомпаниатором на нашем празднике?
Лорд Созерби прервал беседу с тетушками Берил и Рут, посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Я отвлекся, чтобы передохнуть немного. Сейчас возьмусь за работу, граф. Что прикажете? Вальс так вальс.
– Миледи, – промолвил граф. – Это мой танец, не так ли?
Элинор сделала вид, что сверяется со своей воображаемой карточкой.
– Да, вы правы, милорд. – Она склонилась в низком реверансе. – Все как положено.
И закружилась в вальсе так, как ей довелось танцевать лишь в школьном зале, но она готова была поклясться на ста Библиях, что с графом она не танцевала, а парила в воздухе. Она улыбалась, смотрела ему в глаза, а он отвечал ей таким же взглядом, и чувствовала, как ее сердце переполняется счастьем. Граф, должно быть, испытывал те же чувства вчера ночью, думала она. Их чувство взаимно. Еще никогда им не было так хорошо вместе.
