Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Она рожала в одиночестве, под навесом за стеной дома, который ее заставили покинуть, как только начались схватки. Четырнадцатилетняя девочка мучилась от самой страшной в ее жизни боли день, ночь и затем еще день. Она кричала, но никто не подходил – тоже, согласно тем же диким таборным обычаям… Она могла умереть. Но не умерла. Через сутки непрерывных мучений между ее раскинутых ног что-то зашевелилось, а еще через несколько секунд воздух огласился басовитым криком. Только тогда (оглушенная болью Рита видела это как в тумане) над ней наклонилась Радмила.
– Повезло тебе! Мальчик! – довольно сказала она, перевязывая ребенку пуповину. Потная, грязная, измученная Рита лежала, раскинувшись и чувствуя, как сковывает ее поднимающийся от земли холод. Она и в страшных снах не могла представить, что ей придется рожать своего первенца вот так, лежа на сырой земле, за порогом своего дома…
После рождения Егорушки жизнь Риты в таборе несколько облегчилась. Мальчик, наследник, полноценное человеческое существо, существенно укрепил ее позиции. Свекор стал больше считаться с Ритой, а добродушный Роман вообще никогда ее не обижал…
Но прошло три года – и семнадцатилетней Рите цыганская жизнь осточертела окончательно. Она все чаще подумывала о том, чтобы вернуться домой – мамочка упадет в обморок, но ради того, чтобы оказаться в теплой ванне и объятиях любящих рук, Рита готова была пойти даже на преступление.
Никакой любви к Роману у нее, так повзрослевшей за эти годы, не осталось. Три года кочевой жизни не сумели вытравить из девушки тяги к цивилизации, теплой воде, канализации, чистой постели, книгам и телевизору… А самое главное – она была решительно против того, чтобы ее сын становился попрошайкой. А к этому все шло – Радмила нередко выходила в город, закутав малыша в какое-то грязное тряпье, и цеплялась к прохожим, играя на их жалости.
Протестов матери никто и слушать не хотел. Ответ был один: «Не нравится – уходи!»
И она ушла. Просто в один прекрасный день собрала свой нехитрый скарб в тощий узелок, подхватила на руки ревущего Егорку, вышла из табора и пошла обратно, домой, где не была три года и даже не знала, живет ли ее дорогая мамочка по прежнему адресу.
Пешком, автостопом, а то и просто «зайцем» на пригородных электричках Рита наконец добралась до дома.
Позвонила в дверь – и упала на руки матери, которая сперва просто замерла от страха, потому что не узнала, никак не могла узнать в этой грязной оборванке с ребенком на руках свою милую тихую девочку, убежавшую из дома три с половиной года назад…
* * *
Доведя рассказ до этого места, Людмила Витальевна в очередной раз всхлипнула и утерла глаза и губы платочком.
Я поторопил ее:
– Так, и что же было дальше?
– Ну, что. Известно, что бывает, когда мать находит своего ребенка. Радость была. Дочь вернулась, да еще с внуком! Конечно, радость.
Да… Радость. Я-то прислушивался к себе и никакой радости не чувствовал. Глупенькая, неловкая, робкая Ритка Мурашко, над которой вечно посмеивались в редакции, оказывается, имеет такое нехилое прошлое! Ребенок, которого она родила в четырнадцать лет. Да еще от цыгана. Три года жизни в таборе. Кто бы мог подумать!
– Мамочка Маргариточку, конечно, отправила учиться, два последних класса она экстерном в вечерней школе закончила, – тем временем продолжала Людмила Витальевна, – а потом в Москву, в университет. Маргариточка сама сказала: хочу, говорит, журналистом стать. Хочу людям правду…
Я перебил ее:
– А что с ребенком? С Егоркой?
– Ребенок там остался, в Первоуральске. У мамочки. Хорошенький мальчик такой. Чернявенький – она фотокарточки показывала.
(«А мне ничего не сказала!» – с болью подумал я. При этом как-то не вспомнилось, что наше знакомство с Ритой возобновилось всего около суток назад…)
– Да! – вспомнил я. Как я мог забыть про самое главное! – А что цыганка, которая к вам приходила? Она что, спрашивала Риту? Что ей вообще было нужно?
– А, эта. Да, приходила вчера, Маргариточка как раз на лекции упорхнула. Пришла такая… страшная такая. Скрюченная, как крендель, вся согнутая, на посох опирается. Из-под платка патлы седые торчат.
– Погодите-ка… – Я моментально сделал охотничью стойку. – Седая? Горбатая? Старуха? Она приходила сюда, вчера?
– Ну так я ж говорю…
– А почему вы решили, что она цыганка?
– Так ведь погадать предложила.
– И вы впустили?
– При других обстоятельствах ни за что бы. А тут подумалось: вдруг это родственница Риточкина? Вдруг деньги или что другое ей для ребеночка принесла? Деньги Риточке бы не помешали. Отец-то умер, они с мамочкой все на его наследство живут. Много ли осталось-то там от того наследства!
Я старался быть спокойным и все время заворачивал Людмилу Витальевну, которая то и дело норовила увести разговор с нужной мне колеи:
– Итак, старуха – или цыганка, как вам показалось – вошла в дом. Она проходила на кухню?
– Ну да, ну да. Карты свои достала, засаленные такие. Я говорю: погодь на стол мне такое класть, это же сплошная зараза. Пока газетку искала…
– Вы вышли из кухни и стали искать газету?
– Ну да. Подумала: в кухне, поди, не страшно оставить. Что там у меня красть-то?
– Все понятно. Именно в это время «цыганка» и подменила соль в солонке нитритом натрия. Видимо, она хорошо знала Ритины привычки. И что же было потом?
– Да ничего не было. Раскинула карты, понабормотала мне какой-то ерунды и ушла. Я так разочаровалась. И Маргариточке ничего рассказывать не стала, чтобы не расстраивать.
– Эх, если бы вы только знали, что наделали!
Людмила Витальевна с застывшей на полдороге рукой с зажатым в ней платочком посмотрела на меня с обидой. И, наверное, подумала, что я неблагодарный молодой человек. Она рассказала мне целую мелодраму, а я, вместо того, чтобы разрыдаться у нее на плече, обвиняю добрую женщину невесть в чем!
Но у меня не было времени для объяснений.
– Вот что, моя дорогая Людмила Витальевна. Конечно, это маловероятно, но если эта «цыганка» явится к вам еще раз, то вы, пожалуйста, больше не мудрите с газетками и непрошеными заботами, а сразу звоните в милицию. Хорошо?
– Да уж без тебя понимаю. – Она поднялась и стала отряхиваться, как вышедшая из песка курица.
– На этом я с вами прощаюсь. И последняя просьба: завтра с утра отнесите солонку – только в салфеточку ее перед этим заверните, чтобы отпечатки пальцев ненароком не стереть, слышали про такие? – опять же в милицию. И все-все им там расскажите. Про то, что Риту отравили, – особенно!
– Без тебя понимаю!
– Приятно, что вы такая понятливая. Всего вам хорошего, Людмила Витальевна.
Не дожидаясь ее ответного прощания, я резво сбежал с лестницы.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
