И тут до меня дошло, что английские коллеги понимают это выражение как «eccentric deputy», «эксцентричный депутат». В то время как в оригинале это было производное от «клоуна-эксцентрика», то есть шута горохового. В издевательском названии содержится негативная характеристика: дескать, не парламентарий, а клоун.
Вот тогда я и понял, что при толковании термина «эксцентричный» у двух народов могут возникнуть серьезные разночтения и повод для всевозможных недоразумений.
Вот определение из Большой советской энциклопедии: «Эксцентрика в цирке, театре, кино, на эстраде, заостренно-комедийный прием изображения действительности. Алогичное с точки зрения общепринятых норм поведение персонажей».
А вот вполне современная Национальная философская энциклопедия: «Эксцентричность (от латинского „ех“ — из, от, и „centrum“ — центр круга, сердцевина). В широком эстетическом смысле эксцентричность — парадоксальные действия, в которых наличествует смещение по отношению к обыденной логике. В искусстве (в театре, цирке, кино, на эстраде) выражается в нарочито заостренной комедийности алогичных действий персонажей».
Обратите внимание: опять речь идет исключительно об «эстетическом смысле», об абсурде и парадоксальной логике как игровом приеме в искусстве. И все это, конечно, правильно, но как насчет смещения логики в жизни, а не в искусстве?
Так и слышу в ответ: мы не детском саду и не в школе, это там кривляются и выкобениваются. Из себя меня корежат. Все эти выражения, описывающие эксцентричное поведение, носят явно пренебрежительный, уничижающий характер.
И самое современное: найдите в английской Википедии статью «Eccentricity» и кликните слева в списке языков на «русский». Получите статью под названием «Экстравагантность». Постойте, но это ведь совсем не одно и то же! И по содержанию между статьями почти ничего общего, и это правильно. Потому что «экстравагантность», как верно замечает автор статьи, это стремление выделиться, обратить на себя внимание необычным поведением. Повыпендриваться, грубо говоря.
Тут же в дополнение вам предложат почитать статью «Фрик» про выпендривающихся подростков-панков, любителей пирсинга и приверженцев всей прочей молодежной субкультуры. В своем изначальном значении это английское слово «freak» было довольно обидным эпитетом, оскорблением и означало чудака на грани идиотизма, а то и просто урода. Название знаменитого фильма Балабанова «Про уродов и людей» очень точно перевели: «Of Freaks and Men».
При чем тут eccentricity? Получается, что мы ушли еще дальше от смысла английского выражения.
Между тем по-настоящему эксцентричный человек искренен в своих странностях, ему как раз не надо, чтобы его считали чудаком или уродом. Не может же быть, чтобы в России не существовало настоящих эксцентриков в подлинно английском смысле этого слова!
Да нет, конечно, они есть, но общество их презирает и от них шарахается. А потому они вынуждены прятаться или притворяться обычными, банальными гражданами.
В России так было всегда. Поэтому особые скрывали свою особость. А в крайних формах, когда скрывать было невозможно, из них выходили юродивые. Или те, кого часто несправедливо называли городскими сумасшедшими.
Юродивых не любили, но побаивались. Полагали, что их устами глаголет опасная истина. Цари от них шарахались. Псковский юродивый протянул Ивану Грозному кусок сырого мяса, сказал: «Пожри, Ивашка, это твоя пища!» — и царь не казнил его, а скрылся в смущении.
А в одной из пьес Островского лакей перепутал два близких (для него) понятия, доложил хозяевам: «Уродливый пришел». Это не выдумано, а из жизни взято. И русская Википедия недалеко ушла от этой оценки, если считает эксцентричность синонимом экстравагантности и в каком-то смысле уродства (фрики).
Впрочем, такой благодати, как в Англии, эксцентрик не найдет нигде больше в мире. В свободном обществе он свободен в своих поступках. В тоталитарном — нет. Так что отношение общества к эксцентрикам — показатель и измеритель свободы. Но не только.
В некоторых отношениях больные шизофренией играют схожую роль (при этом я ничего плохого не хочу сказать ни про больных, ни про эксцентриков — наоборот).
Удивительно, что процент шизофреников примерно одинаков во всех обществах и социальных группах. Их преимущество в том, что даже самое тоталитарное и склонное к репрессиям общество не может их запретить (хотя гитлеровцы зашли так далеко, что подвергали несчастных насильственной эвтаназии, но это особый, крайний случай). Они приносят огромную пользу, генерируя безумные идеи, которые здоровому человеку и в голову прийти не могут. Пусть даже девяносто девять процентов этих идей и творческих инноваций оказываются не нужны, но зато оставшийся один процент гениальных прорывов входит в общественную ноосферу в той или иной форме. Недаром грань между безумием и гениальностью так тонка…
Глава VIII. Прогибающие мир
Феска, шуба и безуминка
Наша фолкстонская приятельница Лена, русская девушка, вышедшая замуж за англичанина, познакомила меня с англичанином Тимом.
Лена — талантливая художница, а Тим — дилер, торговец картинами, он полагает (как и я), что у Лены впереди большие успехи и признание. Кроме того, мне иногда кажется, что Тим к художнице неравнодушен. Впрочем, речь не об этом, а о его странностях.
Лена нарисовала очень удачный портрет Тима, на котором он похож на себя больше, чем в жизни. Эти нервно прищуренные, с безуминкой, пронзительно-синие глаза. Смотреть в них страшновато. И сила портрета именно в том, что глаза эти как будто тебя притягивают, от них трудно оторвать взгляд, но чем больше смотришь, тем больше становится не по себе.
Тим рассказывает, что происходит из рабочего класса. Детство было тяжелое, его часто били, обижали. Чтобы защищаться, Тим начал заниматься восточными единоборствами. Преуспел, теперь ничего и никого больше не боится. Торговать картинами начал случайно: примкнул к кришнаитам, про которых говорит: «Они живут в своем мире, в коконе, отгораживающем их от реальности». Тысячу человек поблизости зарежут, а это их не трогает, потому что остальной мир для них — это матрица, это понарошку. В момент сильного единения испытываешь экстаз, не удовольствие, а именно экстаз, что не совсем нормально. Потом живешь в ожидании этого экстаза и ради него, а все остальное не имеет значение, особенно то, что за пределами кокона.
Но чтобы строить кокон, нужны деньги из мира этой, окружающей реальности. И вот Тима стали отправлять продавать картины, нарисованные или подаренные братьями. Постепенно он привык, вошел во вкус, стал в этом разбираться.
Разочаровавшись в кришнаитстве (даже там был бунтарем), Тим отправился в Индию, потом в Иран, где у него был гуру-мистик (видимо, суфий). Завел свой бизнес: торговал картинами, зарабатывал до миллиона фунтов в год. Но было скучно и как-то грустно, тоскливо, не был он самим собой. (Говорит: «Какие-то отдельные воспоминания в голове сохранились: голые женщины в аквариуме плавали, в стиле Энди Уорхола нечто».) Потом, в один день, все бросил и отправился куда глаза глядят. Попал в США, его там ограбили, избили. А затем деньги кончились.
