Доктор Френч не стала спорить или возражать. Вместо этого она просто обняла Натали и прошептала ей на ухо:
— Успокойся. Успокойся, Нат!
Натали поняла, что через секунду расплачется. Но она собралась, глядя на стену перед собой, и не дала волю слезам.
* * *
Следующие сутки были для Натали малоприятными, хотя ее дыхание немного улучшилось. Она, конечно, радовалась тому, что ей удалось спасти мать и племянницу, но депрессия, вызванная новостью о состоянии ее легкого, продолжала усугубляться. Несколько раз приходила психотерапевт и наконец смогла убедить Натали попробовать принимать легкий антидепрессант. Но кроме лекарства она попросила принесли ее ноутбук и почти все время, что не спала, проводила теперь в сети, читая о трансплантации легких, типировании тканей, гистосовместимости и о недавно принятой формуле, определяющей, кто может получить этот весьма редкий орган, — показателе легочной совместимости.
Этот показатель, если упростить сложную терминологию, определял вероятность выживания на последующий год. В математических уравнениях мало значения придавалось возможной инвалидности — речь шла только о вероятности смерти. И без того тягостное настроение Натали стало еще мрачнее, когда она поняла, что даже вероятность того, что ее ждет смерть в ближайшем будущем, лишат ее призрачного шанса получить трансплантат. Она может годами еле волочить ноги, борясь за каждый вздох, но это не шло в расчет. Качество жизни отступало на второй план, а основным становились количественные показатели.
Впрочем, какая разница? Натали все равно не хотела пересадки. Она не хотела готовиться и ждать, не хотела операции, не хотела пить эти чертовы препараты против отторжения и страдать от их побочных эффектов. Не хотела провести остаток жизни под дамокловым мечом экстренной госпитализации в случае отторжения чужого органа. Жить, имея силы не больше, чем у помидора, или жить, поглощая таблетки, которые позволят чужому легкому не дать ей умереть... Большой выбор...
В довершении всех бед Натали снова начали посещать видения ужасов Рио. Без всякого предупреждения, полностью захватывая ее сознание, — обычно по ночам, но иногда и днем. Сцены эти никогда не были воспоминаниями, они являлись ужасом на уровне инстинктов. Появление их спустя почти месяц после действительных событий доктор Фирстайн не могла объяснить иначе как рецидивом посттравматического шока.
Натали снова в своем полусне висела на заборе в темном переулке, когда звук шагов вернул ее к действительности. Она медленно открыла глаза в ожидании очередного репортера, хотя настоятельно просила охрану и сестер не пускать их к ней. Но вместо репортера Натали увидела свою мать, державшую в руках номер «Геральда» с большой, на две страницы, статьей про нее, отважную спасительницу. Позади матери стоял Беренджер, а рядом с ним, с каким-то пластиковым ящиком в руках, Терри Миллвуд, оба — самые частые посетители ее палаты.
— Привет, мам! Тебя уже выписали? И Дженни тоже?
— Да, еще вчера вечером. Мы живем у тебя, пока не решили, что делать дальше. Сейчас с Дженни осталась моя подруга Зуки.
— Это хорошо. Думаю, меня не сегодня-завтра тоже выпишут, но нам хватит места и на троих.
— Я так беспокоилась за тебя! Как ты?
— Нормально, мама. Ты помнишь доктора Беренджера и... Терри?
— Конечно! Мы только сейчас говорили о тебе в холле.
Натали не хотела давать волю злости, но новости о состоянии легкого и возможной пересадке были еще слишком болезненными.
— Мама, они оба хирурги, — сказала она. — Думаю, они показали тебе все бумаги о несчастном случае... Дом сгорел полностью, сгорело все твое имущество... Ты и Дженни чуть не погибли. И из-за чего? Из-за твоего «Винстона»... Я знаю, как судьи относятся к табачным компаниям, помню, какое горе ты пережила, потеряв Элену, но я знаю и то, что ты палец о палец не ударила, чтобы бросить курить. Ты делала все, что могла, для Дженни, и ты же чуть не погубила бедную девочку...
Такой долгий монолог забрал у Натали столько сил, что она едва дышала.
Эрмина не ожидала такого словесного натиска.
— Я... Прости меня, Нат! Мне очень жаль...
Натали не смягчилась.
— «Очень жаль»... Слишком мало, мама!
Эрмина вытянула вперед правую руку и покрутила в воздухе кистью:
— Ну хоть что-то хорошее есть, — сказала она с глуповато-застенчивым видом. — Я уже три дня не курю, и посмотри — никотиновые пятна исчезли!
Беренджер и Миллвуд пробормотали что-то одобрительное, но Натали была непреклонна.
— Больше ты не будешь курить, мама! Ни одной сигареты, — выпалила она.
— Обещаю! Я буду стараться.
— Ни одной! — снова повторила Натали, представив себе поврежденные альвеолы в единственном легком. Наконец она вздохнула и добавила: — Ну хоть вы с Дженни живы и здоровы, а это главное...
Дуг Беренджер подошел к кровати, поцеловал Натали в лоб и положил рядом с ней коробку шоколадных конфет. Потом он повернулся к Эрмине.
— Миссис Рейес, не могли бы мы, я и Терри, побеседовать с Натали несколько минут с глазу на глаз?
Эрмина, смутившись, но стараясь не показать обиды, пробормотала:
— Конечно! — и вышла из палаты.
— О тебе тут только все и говорят, — начал Беренд- жер. — Я слышал, что мэр и Сэм Голденберг собираются устроить что-то вроде церемонии награждения.
— Сделайте, что можно, чтобы поскорее избавить меня от этого.
— И у меня еще не было возможности поздравить тебя с возвращением в колледж.
— Спасибо. Хорошие новости я обычно праздную на искусственном дыхании. Это становится традицией.
Миллвуд поставил рядом с кроватью свой пластиковый ящик.
— Это карточки с пожеланиями выздоровления, — сказал он. — Все любят такую замечательную героическую женщину, включая нас. Тут послания отовсюду, не только из Бостона.
Они встретились глазами лишь на мгновение, но Нат поняла, что друг почувствовал всю глубину ее меланхолии.
— Поставь их куда-нибудь в угол. Прочитаю, когда вернусь домой.
— Натали, — Беренджер дотронулся до ее руки, — у меня имеется одна идея, которую я хотел бы обсудить с тобой. У нас с друзьями небольшой бизнес — мы ремонтируем многоквартирные дома и делаем из них кондоминиумы, а потом продаем с небольшой выгодой. Получилось так, что в данный момент мы закончили здание в восточной части Бостона и продали все квартиры, кроме одной, предназначенной для демонстрации. Это неплохая меблированная квартирка с двумя спальнями. Я посчитал бы честью для себя, если твоя мать и племянница поживут там, пока не урегулируют вопросы со страховой компанией и не найдут новое постоянное жилье. Квартира на втором этаже, и проблем с креслом-каталкой не будет.
