трубку и, убрав смартфон в карман, пошел навстречу.
— Медовая принцесса сегодня со свитой? Привет, милая, — Глеб приобнял меня, поцеловал в висок под обалдевшим взглядом дочери. — Представишь группу поддержки?
Мы с Лерой переглянулись и засмеялись.
— Валерия, моя дочь, — ну, а что он хотел?
— Очень приятно. И за выросшую степень доверия, и за знакомство. Тут сразу видно — в маму удалась.
— Я, вообще-то, на отца похожа, — пробормотала смущенная дочь. — Но Ваша версия мне нравится больше.
Глеб рассмеялся, а затем уточнил, так и не выпустив меня из теплых объятий:
— Сначала чай, потом гуляем или наоборот?
— Чай, — решительно заявила Валерия Романовна, — надо же нам познакомиться поближе. Мама у меня, знаете ли, одна.
И вот мы уже идем к входу.
Пропустив Леру вперед, подняла глаза и, явно выраженно алея щеками, пошептала ему в подбородок:
— Прости.
Глеб мягко рассмеялся, приобняв меня правой рукой за талию, прихватил мою левую, спрятал в своей большой тёплой ладони и начал задумчиво водить носом по запястью:
— Мой друг Кирилл настойчиво хотел пойти со мной, но я подумал, что тебе может быть некомфортно. Вот, послал его, а надо было соглашаться.
Фыркнула Глебу в затянутое джинсовой курткой плечо и спокойно пошла внутрь кафе.
Когда мы расселись за столиком в углу, Глеб уточнил, чего мы желаем, кроме его крови, и удалился к барной стойке.
— Смотри, как она ему улыбается, а он хоть бы хны. Мужик — кремень. Пока очень одобряю, — заявила мне моя группа поддержки, кивая на восторженную и, вероятно, не слишком умненькую юную бариста и равнодушного Глеба.
— Вот ваш чай, девушки, — через пять минут на столик приземлился поднос с чайничком, двумя чашками, стаканом и бутылкой с минералкой.
От заварочника выразительно тянуло валерьянкой.
Мы дружно захихикали, а Лера расщедрилась на комплимент:
— Какой Вы, Глеб, догадливый! Мамочке сейчас это будет очень кстати.
Глеб кивнул, не глядя на Леру:
— Так я и подумал, Ари, девочка моя. Не волнуйся, все хорошо.
Дочь снова хихикнула, я опять покраснела.
Цирк.
Через полчаса плотного допроса от Валерии Романовны и мастерской защиты от Глеба Максимовича, я, употребив в одно лицо чайник чая с валерьянкой, была готова гулять.
В Кремль входили с парадных ворот, довольные.
Лера явно выдохнула и расслабилась. Очень одобрительно кивала Глебу, на его замечания и планы касательно выгуливания меня по историческим местам, а он и рад. Там такой плотный график образовался, что мне уже было любопытно: а писать-то я когда буду? Про продвижение даже речи не шло — не успею.
Сразу за воротами нас ждал Александр — классический историк: тонкий — звонкий, сухощавый, со взлохмаченной шевелюрой и горящими сквозь роговую оправу очков глазами.
После того как он уловил тему Лериной магистерской, мы с Глебом были полностью забыты и заброшены.
Молодые люди шли по заранее обозначенному маршруту и обсуждали настолько специфические термины, что я не лезла.
Даже для компании.
Глеб только улыбался, прижимал меня к себе, целовал в волосы.
И не выпускал из рук.
Совсем.
Когда наша весьма своеобразная экскурсия «для специалистов» завершилась, и мы попрощались с Александром, то было решено просто ещё немножко прогуляться по Кремлю.
У Леры зазвонил телефон. Она махнула нам, чтобы мы шли вперёд и немножко отстала:
— Мам, идите, у меня тут баб Таня.
Стоило нам немного отойти, Глеб прижал меня к себе и тихо засмеялся в ухо:
— Какая всё-таки радость — взрослые, сознательные дети.
В таком ракурсе сохранять серьезную мину было трудно.
И я смеялась.
Смеялась вместе с парнем, что был прилично меня младше, гонял на мотоцикле, чем меня безмерно раздражал, но при этом так обнимал и заботился, как никто за последние лет пятнадцать.
Мы, взявшись за руки, продолжили путь, который в итоге привел нас на крепостную стену, куда мы поднялись для того, чтобы если не обозревать окрестности, то хоть на панораму самого Кремля полюбоваться.
Бродили, смотрели, я даже иногда что-то особенно живописное снимала.
А Глеб фотографировал меня.
И улыбался.
Все время.
Отвела взгляд от этого образчика мужественности и настоящей мужской красоты.
Хватит. Скоро в нем дырку протру.
Нельзя так таращиться, Арина!
Вот этот вид, кстати, вполне заслуживал моего внимания…
— Ари, малышка, — позвал Глеб, и я резко обернулась.
Он рукой указывал с крепостной стены вниз. Чего там еще?
Внизу, во дворе, подпрыгивала Лера, пальцем тыкая в телефон.
Вот я замечталась, а?
В моем телефоне обнаружилось сообщение: «Мама, мы с девочками решили сходить сейчас перед последним экзаменом в кафе. Здесь недалеко».
Набрала тут же Лерушу:
— Дорогая, долго вы планируете ваши посиделки?
— Мам, не волнуйся, я доберусь сама. Оставляю тебя в надёжных руках, — рассмеялась дочь.
А я выдохнула. Только сейчас поняла, насколько мне было важно ее мнение.
— Хорошо, не засиживайся. Жду тебя.
Дочь отсалютовала рукой с телефоном и устремилась на выход, а я умилилась, глядя ей вслед.
Когда Лера скрылась из виду, Глеб обнял меня и зашептал:
— Какой понимающий ребёнок. Чудо просто.
— Лера не ребёнок, она уже взрослая девушка, — не удержалась.
— Она твоя дочь, а значит, ребёнок! — заявил категорично и носом еще вдоль скулы провёл, выдохнув в ухо.
Мне показалось, что в мурашках я уже вся.
Мы пошли по стене дальше, держась за руки.
Глеб иногда останавливался, тянул меня к себе ближе и что-то показывал внутри самого Кремля. При этом обязательно как бы невзначай целовал в висок, макушку или затылок.
Я алела, смущалась и была невозможно, просто нереально, счастлива.
Как в далекой юности сердце то скакало в груди бешеным хомячком, то замирало вспугнутой полевкой, а дыхание перехватывало.
Спускаясь со стены в дальней, малопосещаемой части исторического архитектурного ансамбля, я чувствовала себя даже не юной неопытной студенткой, а восторженной малолеткой, с поправкой на чувственно-тактильные познания.
Поэтому, когда Глеб убирал пряди волос от моего лица, при этом нежно касался подушечками пальцев шеи и уха, я с трудом сдерживалась, чтобы не закатить от удовольствия глаза.
Невинные, почти случайные и незаметные ласки тихо сводили с ума. Голова кружилась не так, как последние полгода.
Мысли разбегались.
И делали это настолько успешно, что когда сильное тренированное тело прижало меня к древнему дубу, который наверняка помнил ещё Марфу Посадницу, я не нашла слов возражения или протеста.
Ничего путного или подходящего в
