и с торжеством глядел на поверженного врага. Римлянин не забыл, как некогда его жизнь находилась в руках этого человека, и теперь испытывал чувство глубокого удовлетворения. В течение некоторого времени Публий Корнелий наслаждался зрелищем, после чего скрылся в палатке.
Вскоре туда привели царя. Между пленником и полководцем состоялся примечательный диалог: «Какой демон заставил тебя, бывшего мне другом и побуждавшего меня прийти в Ливию, обмануть богов, которыми ты клялся, обмануть вместе с богами римлян и предпочесть воевать в союзе с карфагенянами вместо союза с римлянами, которые недавно помогли тебе против карфагенян?» – спросил Сципион Сифакса. И получил неожиданный ответ: «Софониба, дочь Гасдрубала, которую я полюбил себе на гибель. Она сильно любит свое отечество и способна всякого склонить к тому, чего она хочет. Она меня из вашего друга сделала другом своего отечества и из такого счастья ввергла в это бедствие. Тебя же я предупреждаю, ибо нужно, чтобы, став вашим другом и избавившись от влияния Софонибы, я хранил бы теперь вам твердую верность: берегитесь Софонибы, чтобы она не увлекла Масиниссу к тому, чего она хочет. Нечего надеяться, что эта женщина перейдет когда-либо на сторону римлян: так сильно она любит свой город» (App. Lib. 27). На этом разговор закончился.
Слова пленника породили у Сципиона большую тревогу. Вызывало подозрение и поведение Масиниссы, при живом муже справившего свадьбу с Софонибой. Еще не успели остыть тела погибших на поле битвы, война не была закончена, а молодой нумидиец затеял свадебные торжества. И при этом проигнорировал не только мнение Гая Лелия, но и самого Сципиона! Командующий был в ярости, однако сдержал эмоции. Когда в лагерь прибыли Масиниса и Лелий, Публий Корнелий скрыл свой гнев, говорил с обоими приветливо и только после того как остался наедине с нумидийцем, высказал свое мнение. Сципион сразу расставил все по своим местам: «Я думаю, Масинисса, что еще в Испании, при первой встрече, ты увидел во мне что-то доброе и потому вошел со мною в дружбу; в Африке все свои надежды связал со мной; но среди всех моих хороших свойств, которые побудили тебя искать моего расположения, ни одним я так не горжусь, как умением владеть собой и не поддаваться страсти. Я бы хотел, Масинисса, чтобы ты к своим превосходным качествам добавил и это. В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифакса. Ты действовал в мое отсутствие энергично и мужественно – я с удовольствием об этом вспоминаю и хорошо помню. Об остальном ты подумай сам: я не хочу, чтобы ты краснел от моих слов. По милости богов, покровителей Рима, Сифакс побежден и взят в плен. Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны, все, что принадлежало Сифаксу, – добыча римского народа. И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее вражеский военачальник, следует отправить в Рим: пусть Сенат и народ римский решат, как будет угодно, судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя-союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие. Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью; не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию» (Liv. XXX. 14). Вот и все благородство Сципиона, о котором так любят порассуждать некоторые исследователи. Эта была неприкрытая угроза, именно так слова римлянина и понял Масинисса. Покинув палатку командующего, нумидиец удалился в свой шатер.
Молодой человек был потрясен злобной настойчивостью римлянина и просто не знал, что делать. На одной чаше весов был трон Нумидии, на другой – жизнь любимой женщины. Масиниссе предстояло сделать страшный выбор, который определит не только его судьбу, но и судьбы тысяч людей. Вспомнив слова супруги о том, что ей лучше умереть, чем попасть в плен к римлянам, Масинисса решился. Он налил в кубок вино, бросил яд, кликнул раба, которому доверял, и приказал отнести отравленный напиток Софонибе. Войдя в шатер царской жены, невольник передал ей слова мужа: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она – дочь карфагенского вождя и была женой двух царей». Ответ Софонибы был исполнен достоинства, величия и презрения к смерти. «Я с благодарностью, – сказала она, – приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели» (Liv. XXX. 14). После этого она твердой рукой взяла кубок и быстро его осушила.
Сципион пришел в ярость, когда узнал о поступке Масиниссы. Во-первых, он не привык к тому, чтобы ему перечили, во-вторых, понимал, к каким непредсказуемым последствиям эта выходка может привести. Поскольку Масинисса был человеком вспыльчивым и неуравновешенным, его действия трудно было предсказать. Он мог просто возненавидеть римского полководца со всеми вытекающими из этого последствиями. Между тем война была в самом разгаре, сын Сифакса Вермина не сложил оружия и был готов сражаться за царство отца. Поэтому Сципион вновь вызвал к себе Масиниссу и имел с ним продолжительную беседу. Сначала Публий Корнелий осыпал молодого человека упреками за безрассудный поступок, после чего смягчил риторику и в очередной раз постарался объяснить свои действия. Чтобы как-то исправить ситуацию, на следующее утро Публий Корнелий выстроил легионы и торжественно провозгласил Масиниссу царем. Полководец увенчал своего союзника золотым венком, подарил ему золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей. После чего сказал, что «нету в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора» (Liv. XXX. 15). Сципион делал все, чтобы царь масилиев забыл о своем горе и сосредоточился на военных и политических делах. Не без труда, но римлянин достиг своей цели, «почести несколько рассеяли скорбь царя, и он воспрянул, надеясь вскорости овладеть всей Нумидией» (Liv. XXX. 15). Вместе с Масиниссой золотым венком увенчали Гая Лелия, были отмечены наградами и другие участники победоносной кампании. После торжественной церемонии Лелий отправился в Рим. Он должен был доставить в столицу Сифакса вместе с другими захваченными в плен знатными нумидийцами и доложить сенаторам об успехах Сципиона.
* * *
Точная дата битвы, решившей
