— Нет, — сказали в один голос Ракель и ее отец.
— Он никогда не уходит, если знает, что будет нужен, — сказал врач. — Или когда его учителя ждут. Если ему нечего делать…
— Он исчезает, — сказала Юдифь. — Как тень, когда из-за тучи выходит солнце. Оглянуться не успеешь, а его уже след простыл.
— Юсуф может быть беззаботным, Даниель, — заговорила Ракель с чрезвычайно обеспокоенным видом. — Иногда он совершенно не думает. И поскольку он не раз избегал опасности, считает себя неуязвимым. Знаешь, папа, если кто-то попросит его отправиться за город, он будет уверен, что сможет вернуться до того, как понадобится тебе. Когда он будет тебе нужен?
— На закате, — ответил ей отец. — Но кто отправил его? Я не отправлял. Я велел ему идти домой и передать сообщение — краткое, но важное. Он бы не пренебрег этим.
— Как думаешь, что-то случилось? — спросила Ракель.
— Он позволил схватить себя, — ответил Исаак.
— А зачем кому-то хватать его? — спросил Даниель.
— Чтобы продать, — категорически ответила Юдифь.
— Не нужно так думать. Пока что. Подумай, Юдифь. Торговец не смог бы продать его в Жироне, — заговорил Исаак. — Он слишком хорошо известен. А чтобы вывести его из города, пришлось бы незаметно миновать ворота.
— Но тогда нужно сообщить стражникам, — сказал Даниель. — Как можно скорее. И направить их к воротам.
— Мы отправили кухонного слугу спросить у всех ворот, не проходил ли Юсуф. Но ты прав, нужно оповестить стражу.
— Я займусь этим, — сказал Даниель. — Немедленно.
И с поклоном ушел.
— Если не торговец, — спросила Ракель, — то кто же?
— Возможно, кто-то хочет, чтобы вечером я вышел из дому один, — ответил ее отец.
— Но чем поможет захват Юсуфа? Неужели весь мир думает, что у тебя больше нет друзей? — спросила Ракель. — Что если Юсуфа здесь нет, ты пойдешь один?
— Я ходил довольно часто. И не так уж давно.
— И вот что, Исаак, — сказала Юдифь, — весь мир считает, что ты жестоко поссорился с епископом. Люди могут решить, что тебе трудно будет найти другого спутника.
Она помолчала.
— Разве что возьмешь с собой Ибрагима.
Исаак некоторое время не отвечал.
— Неужели все считают, что без епископа я останусь безо всякой поддержки?
— А почему бы нет? — язвительно спросила Юдифь. — У нас нет отряда больших, сильных мужчин, которые охраняли бы тебя, когда ты уходишь. Если возникает какая-то опасность, ты либо остаешься дома, либо епископ посылает за тобой своих людей.
— А Ибрагим не смог бы охранить быструю мышь от медлительной кошки, — сказала Ракель.
— Дорогая моя, это нелюбезно, — сказал Исаак.
— Может быть, зато правда.
— Он честный, добросовестный слуга, — сказал врач. — Но, возможно, ты права. На него нельзя положиться в минуту опасности.
— Конечно, — неторопливо сказала Юдифь. — Хотя он и крепкого сложения. Ибрагим может ударить по голове не того, кого нужно.
Она снова замолчала.
— Ты думаешь, что Юсуфа схватил тот человек, который написал тебе письмо, так как он хочет, чтобы ты один отправился к дому Висенса. Не потому, что Юсуф нужен ему по какой-то причине. Я в этом не уверена.
— Но, мама, в этом есть смысл, — сказала Ракель. — Он полагает, что папа вернется к своим прежним привычкам.
— Это ясно, — сказал Исаак. — Но я вполне мог бы взять с собой кого-то другого.
— Кого? Безмозглого Ибрагима? Одну из служанок? Жену или дочь? И насколько можно доверять посторонним, — трезво заметила Юдифь, — если они не присягали в верности епископу?
Исаак помолчал.
— Итак, ты возвращаешь меня к ссоре с епископом. Приятно узнать, что наши усилия оказались успешными. Мир узнал о ней, — насмешливо сказал он. — Только я не подумал об опасности для Юсуфа. Это моя вина.
— Исаак, сейчас не время говорить о вине, — сказала Юдифь.
— А какое время лучше? — ответил врач с горечью. — Я не только привязан к мальчику почти как к родному, но и в ответе перед Его Величеством за его безопасность.
Сказать тут было нечего.
— Мы предприняли первые шаги, — сказал Исаак. — Стражники будут искать его успешнее, чем могли бы мы. Нам нужно подумать, где он может быть. И почему.
— Как нам это сделать? — спросила Юдифь. — Он может быть где угодно в городе, заниматься почти чем угодно.
Все умолкли. Кухонный слуга вернулся с удрученным видом. Он не смог найти никого, кто видел бы Юсуфа у ворот или где бы то ни было в последние несколько часов.
— Только один мальчишка, — произнес он слабым голосом, — сказал, что, возможно, видел Юсуфа, разговаривающим с высоким мужчиной.
Однако дальнейшие расспросы ни к чему не привели.
Даниель вернулся быстрым шагом с вестью, что стражники оповещены, и капитан ждет за воротами, чтобы поговорить с Исааком.
Вскоре после этого Ракель и Лию в плащах и под вуалями сопроводили во дворец, чтобы поговорить с Его Преосвященством об исчезновении королевского подопечного.
Юсуф вышел из дворца в глубокой задумчивости. Перейдя площадь значительно медленнее, чем обычно, он остановился неподалеку от ворот в еврейский квартал.
— Эй! — Голос за его спиной был властным, но незнакомым, и Юсуф не обратил на него никакого внимания. — Ты! Мальчик!
Юсуф быстро оглянулся, понял, что обращаются к нему, и быстро зашагал к еврейскому кварталу, отказываясь реагировать. Ему не нравилось обращение как к слуге или рабу.
— Юсуф! — В голосе явственно звучал гнев. — Оглох? У меня есть сообщение для тебя.
Мальчик обернулся. К нему быстрым шагом шел незнакомый человек в знакомом мундире стражников епископа. Из почтительности к мундиру Юсуф, подавив досаду, остановился. Даже внимательно выслушал сообщение.
— Конечно, — сказал он стражнику. — Минутку.
И жестом подозвал проходившего мальчишку.
— Слушай, Рамон, — сказал Юсуф, — сможешь запомнить сообщение?
— А что? — спросил мальчишка.
— Потому что если сможешь и передашь его, получишь монетку. Но если узнаю, что не передал, найду тебя и вырву ее из твоего черного сердца. Запомни.
— Давай монетку, — сказал Рамон, на которого угроза не произвела впечатления.
— Сперва выслушай сообщение, — ответил Юсуф.
И Рамон засеменил прочь, сжимая в руке монетку, полученную от раздраженного стражника, чтобы передать сообщение Юсуфа.
Даниель проводил Ракель и Лию до ворот еврейского квартала, где оставил их на попечение сержанта стражников. Больше ничего он сделать не мог, поэтому пошел домой.
