все свои припасенные на черный день деньги. Посчитала, что такая жизнь мне уже не грозит, а еще одна пара ботинок для ребенка никогда не окажется лишней. Также не смогла я пройти мимо деревянной лошадки, паровозика, бумаги с карандашами, детской подушки с одеяльцем и других необходимых ему вещей.
А поздно вечером, когда Элиас уже спал в своей новой кроватке, в гостиную вошел палач. Причем, он появился здесь с таким видом, будто начисто забыл обо всем, что произошло с нами ранее.
— Даниэла, подогрей мне, пожалуйста, ужин. Я забыл, когда в последний раз ел…
Глава 34
Боже, как же я обрадовалась, когда увидела на кухне своего палача!..
Только сейчас до меня стало доходить, насколько этот мужчина для меня важен.
Конечно, ни о какой любви не могло быть и речи, но я к нему точно что-то испытывала. Во всяком случае, ближе Таддеуса у меня никого в этом мире не было.
Но я не могла просто взять и забыть то зло, которое он мне причинил. Даже несмотря на то, что палач это делал из лучших побуждений.
— Ты мне рада?! — думает вслух Таддеус, посматривая на меня с нескрываемым удивлением. А я тем временем кружусь около печи, подогревая для него суп и жаркое.
— Представь себе, да. У меня же никого нет, кроме тебя… И хорошо, что ты приехал сюда, а не остался в своем дворце, — говорю я смущенно, проклиная свои полыхающие румянцем щеки.
Не понимаю, почему это признание дается мне с таким трудом?
Я ловко наливаю наваристый суп в неказистую глиняную чашку и ловлю себя на мысли, что Таддеус привык есть с фарфоровой посуды и далеко не деревянными ложками. И что ему, также как и мне было тяжело привыкать к такой жизни. Точнее даже, к нищенскому существованию, потому что на первых парах у нас не имелось даже самых необходимых вещей.
Но я больше чем уверена, что он проходил через это наравне со мной. А ведь Таддеус мог в тайне от меня есть деликатесы и наслаждаться всеми прелестями жизни, которые мог позволить себе король Итеи. Но нет, для этого он был слишком благороден. Даже сейчас мое Чудовище предпочитало находиться здесь, рядом со мной, а не в своем роскошном дворце.
— Увы, Даниэла, я там очень одинок. Даже Гейра в последнее время отказывается меня понимать!
Несмотря на плохое настроение, палач уплетает мой суп за обе щеки. Отчего в душе у меня разливается теплое чувство. Но мой взгляд постоянно липнет к его губам. И я не могу не думать о красоте своего мужа, которую у него отняли.
Сейчас Таддеус в одном только мешке палача, так как в маске нет отверстия для рта. Но меня это прежде никогда не смущало, а сейчас от одного только взгляда на его губы меня бросало и в жар, и в холод.
Но я гоню от себя подобные мысли, стараюсь даже не думать об этом…
— Правильно. Ты же для нее как сын! Я бы на её месте поступила также.
— Кстати, она не удержалась и попробовала твои булочки… Её похвала многого стоит.
Улыбка не сходит с моего лица.
Странно, но мне очень приятно от того, что палач считает меня мастерицей на все руки, и думает, что я научилась этому совсем недавно. Но готовить я и раньше умела. Правда, не так хорошо, как сейчас.
— Потому что любая нормальная мать хочет для своего ребенка самого лучшего. Я это только сейчас поняла…
— Кстати, об этом… — Таддеус выходит из-за стола и, несмотря на то, что я уже знаю его тайну, как обычно убирает за собой грязную посуду. Хотя, королю не пристало заниматься подобными вещами. — Даниэла, чем раньше ты отдашь мальчика в его новую семью, тем лучше будет для вас обоих.
У меня все внутри холодеет.
— В новую семью?! — Я смотрю на палача и отказываюсь в это верить. — Но Таддеус, ты же сам подписал мне разрешительное письмо!!
— Да, подписал. А в чем проблема?
— В том, что я сама хочу заменить мальчику мать! А вдруг в другой семье его не будут любить как родного? Вдруг его снова станут обижать?! — чуть ли не плача бормочу я. Ведь мне предельно ясно, что судьба мальчика находится сейчас в руках моего Чудовища. — Несчастный ребенок и так уже натерпелся! Неужели ты не понял, что это разрешительное письмо ты подписал для меня?!
— Что?! — Глаза в прорезях маски вмиг становятся холодными. — Я подумал, что после… потери собственного ребенка, тебе просто захотелось спасти какого-нибудь маленького страдальца. Именно поэтому я тебя поддержал и отнесся к твоей затее с пониманием.
— Затее?! Жизнь этого мальчика для тебя затея?!
— Возможно, я неправильно выразился. Но я и подумать не мог, что это зайдет так далеко! — Палач делает ко мне шаг, и в его глазах я замечаю откровенное сострадание. — Но Даниэла, ты же должна понимать, что это просто невозможно! Поэтому я не хочу, чтобы ты привязывалась к этому ребенку…
— Невозможно?! Это почему же? У короля Итеи не найдется для бедного сироты лишняя чашка супа?!
— Даниэла, не говори ерунды! Я могу прокормить сотню таких детишек! Что я и делаю, потому что сиротские дома Итеи содержатся на мои деньги. Но сейчас речь идет о королевской семье!
Для меня это было неожиданностью. Но это лишний раз доказывало, что Гарольд не походил на других королей. Моему отцу, вернее, отцу настоящей Даниэлы такое и в голову бы не пришло.
В Великой Грейсстании на заднем дворе любого сиротского приюта имелось свое кладбище, которое постоянно пополнялось новыми крестами. А все милосердие Вергелиама II заключалось в том, что раз в году он лично раздавал голодным сиротам печенье… И делалось это все на публику и обязательно в перчатках…
— Подумаешь! Я не думаю, что ты от этого сильно обеднел, — настаиваю я на своем. — Таддеус, может, пришло время подать всем пример? Но если сам король возьмет в свою семью хотя бы одного несчастного ребенка, то это побудит твоих поданных поступать также!
Неожиданно палач берет мои ладони в свои, и я понимаю, что это не предвещает мне ничего хорошего.
— Даниэла, да пойми ты меня, наконец! Я же король, я не могу допустить, чтобы после меня трон достался непонятно кому!
— Зачем ему твой трон?! Элиасу нужна лишь твоя забота…
— Но если он станет моим сыном, то я буду ВЫНУЖДЕН передать ему королевскую власть, когда стану
