подразделениям полка, Алексей, нахмурившись, покачал головой.
– Все так, провиант длительного хранения у нас на исходе, доброго фуража для лошадей в интендантстве совсем мало осталось. У местных с этим тоже небогато, как-никак целая армия тут уже третий год столуется. Так что остается лишь одно – уповать на то, что совсем недалеко от нас находятся главные армейские склады. Здесь я вижу самым разумным послать впереди идущей маршем колонны нашего старшего интенданта. Александр Павлович, на тебя у нас сейчас одна надежа. Помяни мое слово, мы через два дня до Кишинева дотянемся, а там еще сутки, а то, глядишь, даже и другие придется ждать, пока все определится. Сам же ведь прекрасно знаешь, какой тугой механизм у нашего главного тылового ведомства. Вот и подсуетись там немного, смажь его слегка из того трофейного, что мы недавно за Бухарестом у турок взяли. Сейчас у интендантского воинства, кто от баталий далек, мода на это дело пошла. За пару хороших скакунов, да под богатой сбруей и седлами, или же за оружие в красивой отделке можно и лучшие квартиры для полка выторговать, и вполне себе приличный порцион. Ну да не мне же тебя учить, в самом-то деле.
– Да это понятно, – почесав лоб, ответил командиру Рогозин. – Есть, конечно, там люди, к кому можно бы обратиться. Тогда, Алексей Петрович, я прямо затемно на Кишинев уйду. Возьму с собой дозорный плутонг верхами, заводных со вьюками для подарков, офицера посообразительней – и в путь. Глядишь, более чем на сутки вас опережу.
– Добро, – кивнул полковник. – На трофейное можешь не скупиться, чую я, совсем скоро с этим трудностей вообще не будет, большие баталии у нас впереди, а вот нам доброе отношение в армейском интендантстве еще не раз потом пригодится.
Полковые маршевые колонны на южном входе в город встречал командир первой дозорной полуроты прапорщик Луковкин.
– Ваше высокоблагородие, нам велено размещаться на восточных окраинах города, – доложился он Егорову. – Александр Павлович подсуетился, и все наше квартирование определено в одном районе, возле самого выхода на Бендеры. С провиантом и фуражом тоже никаких трудностей не возникло, по приходе велено посылать наших полковых интендантов в центральные армейские магазины. К секунд-майору Рогозину отношение здесь весьма уважительное и доброе, он говорит, что в тыловом ведомстве недавно начальство сменилось и теперь здесь полковник Филиппов Яков Семенович всем заправляет. Якобы вы его хорошо еще по прошлой турецкой кампании знаете.
– Ого, вот так новость! – воскликнул обрадованно Алексей. – Еще бы мне его не знать! Это благодаря и его в том числе помощи мы тогда роту нарезным оружием вооружили. Ну, вот и славно, будет теперь, к кому при нужде обращаться! Это вам не Глухов, которого только лишь одно свое личное беспокоило.
– Господин полковник, это самое, – замялся прапорщик, – мне подполковником Озеровым, помните, который перед отходом из Валахии к нам в дивизию прибывал, наказ был отдан.
– Ну-у и? – протянул заинтересованно Егоров. – Чего там? Говори, Иван.
– Велено вас у южной заставы дождаться и прямо-таки с марша пригласить для срочной аудиенции к главному квартирмейстеру армии, – ответил тот. – Не могу знать, Алексей Петрович, почему тут такая срочность возникла. Только подполковник Озеров уж больно настаивал вам по прибытии в город не задерживаться. Говорит, что новый квартирмейстер совсем ждать не любит, и даже ничего, что вы запыленные к нему явитесь, потом, дескать, поправитесь и в порядок себя приведете.
– Однако! – протянул озадаченно Алексей. – Смотри, какие тут изменения! Всего-то два месяца был на выходе, а тут уже и власть сменилась, и порядки. Кругом великая срочность, прямо-таки с марша – да к новому начальству представляться велят. Ладно, понял я, спасибо, Вань, ступай к своей роте. Сейчас, хоть пыль, что ли, из мундира немного выколочу, сапоги начищу – и сразу же в штаб.
Караул комендантской роты, стоя у входа в большое каменное здание, пропустил Егорова вовнутрь без промедления. Старший унтер был знакомый и вытянулся перед полковником по стойке смирно.
– Туды, налево, вашвысокоблагородие, а потом по лестнице на второй этаж, – показал он ладонью направление к главному квартирмейстеру. – Тама дальше по коридору стол дубовый стоит, а за ним господин секунд-майор заседает, вот вы, стало быть, к нему-то сразу и обратитесь.
– Спасибо, братец, – поблагодарил унтера Лешка. – Как служба? Как новое начальство? Не забижает?
– Да служба-то – она, как и всегда, вашвысокоблагородие, без строгости и без устава никогда ведь не бывает. Да и мы-то, чай, к такому ужо давно привычные, – погладил он на своей груди ряд медалей. – А начальство, не-ет, не забижает, хотя, конечно, сильно оно суровое. Но и мы ведь устав воинский со всем положенным тщанием блюдем, так что ничего-о.
– Это пра-авильно, – протянул Лешка с улыбкой. – Будешь жить по уставу – завоюешь честь и славу, – и, уже заходя в коридор, закончил чуть слышно солдатское четверостишие: – По уставу будешь жить – притомишься, брат, служить…
– Во, видали? Командир волкодавов представляться к новому квартирмейстеру пошел, – кивнул вслед полковнику унтер. Только что с похода, на мундире ешшо соль от пота не сбита, а кресты на груди и сапоги до блеска надраены, аж на солнце горят. Особый егерский полк, не шуточки вам!
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Алексей свернул по коридору налево. Перед ним в боковой нише сидел, углубившись в чтение какой-то бумаги, офицер с майорским горжетом на груди.
– Господин майор, полковник Егоров для представления главному квартирмейстеру южной императорской армии!.. – начал было Алексей.
– Лешка! Лешка! Егоров! Здорова! Да неужто не узнаешь меня, чертяка?! – из-за стола поднимался Митенька, приятель по прошлой турецкой кампании.
– Митька, Толсто́й! Ты?! – закричал Алексей и стиснул в объятиях выскочившего из-за стола офицера.
– А я уж грешным делом думаю: неужто зазнался Егоров?! – смеясь, потирал свои плечи адъютант. – Да нет, ну, никак не может такого быть! Не похоже это на него, он же не из великосветских щеголей! Такие самое малое до генералов людьми остаются, ну, хотя бы до бригадиров, а тут всего лишь какой-то полковник! – и громко захохотал над своей же шуткой.
– Обалдеть, Митя, ты-то как тут оказался?! – ошарашенно проговорил Егоров. – Сам же говорил: в первопрестольной на службу при генерал-губернаторе тебя папенька устроил. Карьера в гору пошла! Женился, я слышал. Ну, рассказывай!
– Да чего там рассказывать, – отмахнулся Толстой. – Папеньки-то уже шестой год как нет, Леш. И маман в позапрошлом похоронил, да и овдовел тогда же. Ладно, ладно, да знаю я, что ты всего этого не знал. Спасибо за соболезнование, друг. Ну, что поделать, вот так,
