она.
— Да?
— У вас с начальником что-то происходит?
— С чего ты взяла?
— Ну, прежде всего, твоя реакция. И когда я разговаривала с твоей бабушкой, она упомянула о новой рыбке в ее пруду, и что ты привела своего начальника на праздничный обед и что вы двое не могли отвести друг от друга глаз. Она считает, что в воздухе витает романтика.
Черт, бабушка.
— Она старая, и что-то напутала, — тяжело вздыхаю я. — Который час? Я опоздаю. Поговорим позже. Спасибо за уклончивые намеки. Люблю тебя. Пока.
Я завершаю разговор, прежде чем она успевает сказать что-то еще.
Не могли отвести друг от друга глаз?
То есть, я знаю, что украдкой бросала взгляды, но и Рэт тоже?
Я думаю о балконе, о том, что он не сказал, о том, как рявкнул на меня… Выход на работу в понедельник заставляет меня нервничать все больше и больше.
* * *
— Привет, бабушка, — говорю я, недоумевая, почему она лежит в постели, укутавшись в одеяло, с бигуди в волосах.
Это на нее не похоже, совсем не похоже. Она — восьмидесятилетняя старушка, которая с удовольствием прогуливается мимо всех молодых людей, спрашивая номера их телефонов. Она не из тех, кто валяется в постели до полудня.
— Чаки, ты пришла, — говорит она слабым голосом.
Ладно, что, черт возьми, происходит?
В памяти всплывает наш с мамой странный разговор, и я напрягаюсь.
К счастью, я уже убрала чизкейк в холодильник, поэтому ничто не мешает мне сесть и взять ее хрупкую руку в свою.
— Что случилось? Все в порядке?
— Нет. — Она прочищает горло и садится в кровати, а я помогаю ей. — На днях я была у врача.
Слезы наворачиваются на глаза, когда я рассматриваю самые худшие варианты развития событий.
— Что он сказал?
Она тихонько сжимает мою руку и говорит:
— Я больна, Чаки.
И в тот же миг все вокруг меня окрасилось в серый цвет. Солнце меркнет, и мир погружается в унылое, депрессивное состояние при мысли, что я потеряю бабушку. Слеза скатывается по моей щеке.
— Что значит, больна?
— Я уже некоторое время неважно себя чувствую. Я всегда старалась устраивать для тебя хорошее представление, но, похоже, больше не могу этого скрывать.
— Я не понимаю. Это достаточно неожиданно. Что случилось? Что ты не можешь больше скрывать?
Она качает головой.
— Нет, я не буду докучать подробностями и отказываюсь давать какие-либо симптомы, чтобы ты проводила все свободное время с доктором Гуглом.
Она слишком хорошо меня знает. Это первое, что я сделаю, когда уйду.
— Итак… что же это значит?
— Это значит, что я буду чаще встречаться со своим врачом, который живет в городе. Вот почему я хотела поговорить с тобой.
— Тебя нужно куда-то отвезти? Я отвезу тебя, сделаю все, что нужно. Сделаю все ради тебя.
Глядя мне в глаза, она говорит:
— Можно, я останусь с тобой ненадолго?
— В моей квартире?
Она кивает.
— Это облегчит посещение врача.
— Конечно, — отвечаю я, даже не задумываясь. — Да, у меня есть свободная спальня, я могу… — Я поморщилась, вспомнив, в каком ужасном состоянии находится моя квартира. — Ну, я еще не полностью распаковалась, но могу подготовить для тебя очень красивую комнату. Все, что захочешь.
— Достаточно просто комнаты, где можно остановиться на время. — Она коснулась моей руки. — Спасибо, Чаки.
— Не за что. — Еще одна слеза скатилась по моей щеке. — Ты…..с тобой все будет хорошо, бабушка?
Она ложится обратно и говорит:
— Я очень на это надеюсь.
* * *
Никогда в жизни я не испытывала такой паники.
Побывав в гостях у бабушки, помогла ей упаковать несколько вещей, и поспешила домой… с Лонг-Айленда, и начала обустраивать бабушкину комнату. Квартира по большей части меблирована, кроме гостевой комнаты, разумеется, поэтому я быстро приняла решение перенести свои вещи в гостевую комнату — перетащила коробки через всю квартиру, потому что комнаты находятся на противоположных сторонах, навалила все друг на друга, купила себе двухместный надувной матрас и на этом закончила. Я наполнила главную спальню свежими цветами — сиренью, потому что это были бабушкины любимые цветы, — а затем остаток времени убирала коробки с дороги и перетащила их в гостевую спальню, где установила что-то вроде форта, чтобы все это уместить.
Я даже близко не подошла к тому, чтобы распаковать вещи, но создала иллюзию того, что они собраны воедино, и это все, что имеет значение на данный момент.
По дороге домой я позвонила родителям и спросила, что, черт возьми, происходит с бабушкой, но они знали столько же, сколько и я. Она больна и ей нужно переехать в город, чтобы быть ближе к своему врачу. Вот и все, что она сказала всем нам.
Упрямые старики.
Я заставила родителей поклясться, что, когда они станут старше, то не будут такими упрямыми. Они поклялись, но какая-то часть меня им не верит, потому что бабушка однажды сказала, что тоже не собирается быть упрямой.
И вот я здесь, она в скором времени переедет ко мне, а я понятия не имею, что, черт возьми, происходит.
Устроившись на диване, смотрю на свой телефон и пытаюсь понять, как быть с Рэтом. Хотелось бы поговорить об этом с бабушкой, но не хочу нагружать ее своими проблемами, тем более они такие незначительные по сравнению с тем, через что ей приходится проходить.
И снова горло перехватывает, а на глаза наворачиваются слезы при мысли, что я могу потерять бабушку.
Она больна.
Кто знает, насколько она больна, сколько ей осталось жить и существует ли лекарство. Мы ничего не знаем, мы пытались выяснить, но она хранит молчание, призывая нас не волноваться, а помогать ей, когда она в этом нуждается.
Что, если у нее рак, или болезнь Альцгеймера, или опухоль…
Варианты бесконечны, и они мучают мой разум, беспокоят меня до такой степени, что желудок скручивается от нервов и тревоги.
Она мой лучший друг. Мой наперсник. Мое сердце и душа, и все же почему она не говорит мне? Неужели все настолько плохо?
Я закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать рыдания, которые вырываются наружу, но это бесполезно, я бросаю телефон и опускаю голову на руки, выпуская все наружу, позволяя себе этот момент, в одиночестве, в тишине своей квартиры. Позволяю себе почувствовать горе от потери бабушки, от неопределенности, с которой буду жить дальше, от возможности того, что она переедет ко мне, чтобы провести со мной свои последние дни…
От этой мысли я зарыдала еще сильнее, мое тело билось в конвульсиях от
